Канадский эссеист Стэн Перски однажды сказал мне, что «у настоящего читателя миллион автобиографий», потому что в каждой новой книге мы находим что-то от нашей собственной жизни. «Если год за годом перечитывать „Гамлета“ и записывать свои впечатления, — писала Вирджиния Вульф, получится, что мы записываем свою автобиографию, потому что с годами мы узнаем о жизни все больше, а Шекспир лишь комментирует то, что мы знаем»[6]. Я же воспринимаю это немного иначе. Если все книги являются автобиографиями, то такими они были с самого начала, и в моей жизни случалось то, о чем я раньше читал у Герберта Уэллса, в «Алисе в Стране Чудес», в сентиментальном «Сердце» Эдмондо де Амичиса, в приключениях Бомбы, мальчика из джунглей. Сартр в своих мемуарах описывает похожие чувства. Сравнивая флору и фауну со страниц Энциклопедии Larousse с их реальными двойниками, он обнаружил, что «в обезьянах зоологического сада было куда меньше обезьяньего, в людях из Люксембургского сада — куда меньше человечьего. Платоник в силу обстоятельств, я шел от знания к предмету: идея казалась мне материальней самой вещи, потому что первой давалась мне в руки и давалась как сама вещь. Мир впервые открылся мне через книги, разжеванный, классифицированный, разграфленный, осмысленный, но все- таки опасный»[7].
Чтение давало мне повод для уединения, или, может быть, создавало ощущение уединения. В детстве, после того как в 1955 году мы переехали в Аргентину, я жил в отдельной части дома, где за мной присматривала няня. Тогда больше всего мне нравилось читать, задрав ноги, лежа на животе на полу в детской комнате. Потом самым безопасным и уютным местом для чтения стала моя собственная кровать, туманная зона между сном и бодрствованием. Я никогда не чувствовал себя одиноким; более того, в тех редких случаях, когда я встречался с другими детьми, их игры и разговоры казались мне гораздо менее интересными, чем то, о чем я читал в своих книгах. Психолог Джеймс Хиллман считает, что те, кто в детстве много читал сказки, или те, кому их много читали, «находятся в лучшей форме, и прогноз для них более благоприятный, чем для тех, кому знакомство со сказками еще предстоит… Раннее знакомство с жизнью всегда перспективно». По Хиллману, эти первые опыты чтения становятся «чем-то, во что можно вжиться, и что можно прожить, способом, с помощью которого душа может найти свое место в жизни»[8]. Именно поэтому я снова и снова возвращался к уже прочитанным книгам и буду возвращаться к ним и впредь.
Поскольку мой отец был дипломатом, нам приходилось много путешествовать; книги были моим домом, знакомым и уютным, где я мог спрятаться в любой момент, какой бы странной ни казалась мне новая комната и какими бы непонятными ни были голоса за дверью. Снова и снова я включал лампочку у изголовья, пока моя няня сидела за электрической вязальной машиной или храпела на соседней кровати, и пытался одновременно поскорее дочитать книгу и оттянуть момент окончательного расставания с ней, возвращаясь назад на несколько страниц, перечитывая особенно понравившиеся места, выискивая подробности, которые, как мне казалось, ускользнули от меня.