— Успею ещё намолчаться…. Значит, приведя в относительный порядок, вы меня арестуете?
— Зачем это?
— Ну, как же. Сотрудник Дозора. Более того, опытный матёрый боевик, обвиняемый чёрт знает в чём…
— Ты, действительно, не в курсе? Или же дурочку ломаешь? — недоверчиво прищурилась Северина. — Да, судя по всему, лошара…. Будь моя воля, я все ваши Дозоры давно бы уже прижучила — как организации насквозь незаконные и не внушающие доверия. Но, к сожалению, нельзя.
— Почему — нельзя? — полюбопытствовал Антонов.
— Трудный вопрос. В том смысле, что ответ на него, как я понимаю, напрямую сопряжён с термином — «государственная тайна».
— Даже так?
— Ага. Года четыре тому назад наши ребятки — через сложнейшую и многоходовую операцию — вышли на «верхушку» московского Дозора. Только начали вдумчивую разработку — на тебе. Звонок из Администрации Президента, мол: — «Самодеятельность прекратить! Операцию незамедлительно свернуть! К Дозорам даже близко не подходить!». Такие, вот, дела.
— И, как же понимать данный неадекватный казус?
— Как хочешь, так и понимай, — любезно посоветовала «фээсбэшная» фотомодель. — Или, к примеру, с Олечкой Ивановой побеседуй. Она в вашей «дозоровской» иерархии числится, отнюдь, не на последних ролях. Может, и просветит. Если, конечно, сочтёт нужным.
— Получается, что вы с Ольгой знакомы?
— Есть такое дело, отрицать не буду. Пересекались пару-тройку раз. Так, между делом, на тайных охотничьих тропах.
«Ай, да девчонки! Ай, да затейницы!», — искренне восхитился внутренний голос и тут же загрустил: — «Кажется, братец, опять слегка поплохело. Вдалеке, плотоядно помахивая пушистым хвостом, замаячил белоснежный упитанный песец. Мать его…. Тошнота, сука сладкая и сиропная, вернулась. Вновь цветные полосы беспорядочно заметались перед глазами…».
— Э-э, боец, ты что это? — насторожилась Северина. — Лицо белое-белое стало, а пена — изо рта — оранжевая…».
Гришка, опираясь на локти, попытался сесть. Но у него ничего не получилось — голова предательски закружилась, глаза безвольно закрылись, на сознание упала-опустилась угольно-чёрная «шторка»…
Наконец, плотная и пугающая чёрно-угольная «шторка» слегка приподнялась. Слегка — это как? Попробую, так и быть, объяснить…
Антонов, безусловно, пришёл в себя, но только не полностью. Он ощущал на лице нежные солнечные лучи и свежий невский ветерок, ясно слышал знакомые голоса, но на этом, собственно, и всё. Не возникало, хоть убей, даже малейшего желания — открыть глаза, заговорить, подняться на ноги, засмеяться. Хотелось безвольно лежать, мечтать, не шевелиться и молчать, молчать, молчать…