– Эк, девка, как тебя угораздило, – запереживал Панас.
Хоть и не кружка оставила впечатляющую отметину на лбу девицы, все равно он ощущал некоторое чувство вины. Он взглянул на потертые, видавшие виды лапти, из которых местами выбивалось размахрившееся, перетертое лыко. «Новые надо бы сплесть», – не к месту подумалось ему. Голова легко подхватил сомлевшую девицу на руки и внес в кабак, предварительно ощутимо приложив ее головой о дверной косяк и украсив лоб девушки еще одной шишкой для симметрии.
– Вот, – торжественно возвестил он потрясенным до нервного тика подвигом головы сельчанам, усаживая Марыську на лавку. – Прислужница жреца. Она точно знает, что именно произошло с Гонорием и куда ведьмаки подевались.
Мужики тут же дружно зауважали голову за необычайную прозорливость и изворотливость. Ну, Панас! Ну, молодец! Из каждой неприятности ужом вывернется. Кто-то принес воды и плеснул на Марыську, чтобы очухалась маленько. Она ахнула, фыркнула, закашлялась, вытаращила на всех ничего не понимающие глаза.
– Марыська! – Панас встряхнул девушку за плечи. – Где Гонорий?! Куда он запропастился?
Но перепуганная до икоты мокрая девица ничего внятного сказать была просто не в состоянии, лопотала себе под нос нечто неразборчивое и явно не понимала, где находится и кто перед ней.
– Ведьмаки… жрец… они… ведьмаки…
Вот и все, что удалось разобрать Панасу. Затем Марыська судорожно закашлялась. Голова вырвал кружку из рук Ганеля и выдал ошарашенной девице. Та машинально сделала несколько внушительных глотков, в момент осушив содержимое до дна, прежде чем осиротевший от потери напитка Ганель смог запротестовать, и икнула. Глаза Марыськи собрались к переносице, она жизнерадостно улыбнулась и затянула:
– Напилася я пьяна, не дойду я до дому… – уронила голову на грудь и басовито захрапела.
Мужчины в «Пьяном поросенке» потрясенно оцепенели. Они понятия не имели о манипуляциях Ганеля с самоплясом, а потому сильно удивились, как с такого малого количества пива можно так быстро захмелеть.
– Вот что ведьмаки с людьми делают, – наставительно изрек дед Налим и ткнул клюкой куда-то по направлению к выходу.
Мужики понятливо закивали. Ганель с тоской осмотрел пустую посудину из-под смеси самопляса с пивом, на глаза его навернулись горькие слезы потери. Полный неизбывной тоски и горечи утраты нечеловеческий вой понесся по Хренодеркам.
Жена кабатчика Яренька нашла в себе силы подняться на ноги. От подслушанного ее то и дело шатало, в коленях ощущалась неимоверная слабость, чего раньше за ней никогда не водилось, ведь Яренька была женщиной внушительного телосложения, не каждый мужчина мог выдержать пристальный взгляд ее серых глаз и не потупиться.