– Но папа, если мама спит и не собирается просыпаться, что же мне сказать ей, когда мы придем в больницу?
Я больше не мог смотреть дочери в глаза, поэтому я притянул ее к себе и крепко обнял.
– Я думаю, что, может быть, будет правильно сказать ей… до свидания.
– Гориллы больше нет, – громко объявил я, выйдя из ванной комнаты.
– У нас ничего нет поесть, – ответила Хоуп. Я сказал, что она может выбрать любой ресторан по пути в больницу. Она мгновенно выбрала Макдоналдс.
– Пока я жила у дяди Стюарта, мы ни разу не ходили туда. Какой смысл иметь так много денег, если не тратить их хоть иногда на вкусную еду?
Кажется, ее озадачил собственный вопрос. Тогда она спросила:
– Разве сегодня не пятница?
– Уверен в этом.
– А ты разве не работаешь по пятницам?
– Ну… – замялся я, стараясь придумать подходящее объяснение тому, что я сделал. Но чем больше я думал об этом, тем больше чувствовал, что дочь должна знать, что я совершил и по какой причине.
– Я решил, что мне необходимо больше быть рядом с тобой. Ты так быстро растешь, что я не хочу пропустить это. Поэтому… я уволился. Мне придется найти другую работу, но я обещаю, что это будет такая работа, из-за которой я не буду долго отсутствовать.
– На самом деле?
Когда я кивнул, она обвила руками мою шею.
– Я люблю тебя, папа.
Через час мы приехали в больницу, до отвала наевшись горячими пирожками и яичными макмаффинами. Еще до того, как мы вошли в палату Анны, я предупредил Хоуп, что у мамы на лице есть шрамы и что у нее были коротко пострижены волосы, поэтому она может выглядеть немного иначе.
– Меня не волнует, как она выглядит, – ответила дочь. – Она по-прежнему моя мама.
Когда мы шли по последнему коридору в угловую палату, мимо нас прошли несколько медсестер, которые удивленно посмотрели на меня, словно они не до конца узнали меня с чисто выбритым лицом и причесанными волосами. Я вежливо улыбнулся и продолжил путь. Перед тем как открыть дверь, я ободряюще обнял Хоуп.
– Независимо ни от чего, – сказал я ей, – у нас все будет хорошо.
Как только я повернул дверную ручку, Хоуп тут же кинулась к кровати. Я стоял сзади и просто смотрел, как она вновь знакомится со своей мамой.
К счастью, самые страшные повреждения после аварии сошли на нет. Ее левый глаз больше не был заплывшим от опухоли, синяки и кровоподтеки совсем исчезли с лица, и даже большая часть бинтов были сняты с ее головы. На месте когда-то глубокой раны через щеку проходил розовый шрам, но теперь, когда швы сняли, даже он выглядел не настолько плохо.
– Мама? – тихо прошептала она, оценивая ситуацию. – Это Хоуп.