– Ты знаешь, эта скверная черта тебе досталась от меня.
То, как он сказал это, прозвучало на удивление обезоруживающе и совсем не так, как я ожидал. Где встречный удар на болезненный укол? Его реакция рассеяла мой гнев. Или, возможно, у меня в голове было много других забот, чтобы втягиваться в пустячные споры.
– Знаешь, что, – сказал я, – этой ночью я мало спал, поэтому, возможно, сейчас все же не очень подходящее время.
– Я могу быстро.
– Это очень важно?
– Думаю, что да.
Я знал, что он не отстанет.
– Хорошо, – вздохнул я. – Слушаю тебя.
– Ты сидишь?
– Это необходимо?
– Нет. Но я сижу.
Я насторожился.
– Знаешь, – медленно продолжил он, – то, через что ты сейчас проходишь, для меня это как дежавю, и я не хочу, чтобы ты совершил те же ошибки, что и я, когда умерла твоя мама.
Ах, вот что. Интересно, много ли дедушка поведал ему из нашего последнего разговора.
– Отец, тебе не надо больше ничего говорить. Последние несколько недель открыли мне глаза на многое. Я знаю, как тебе было тяжело, и не обвиняю тебя за то, насколько сильно ты был подавлен.
– Нет, – произнес он почти со смешком.
– Именно так я и сказал. Я не обвиняю тебя.
– Ха, я говорил о другом. Ты не понимаешь. Возможно, у тебя есть отдаленное представление. Ты даже можешь пройти через это сам. Но до тех пор, пока ты не проведешь годы и годы, захлебываясь горем, ты не поймешь. В отличие от меня.
Неужели он просто сбил с меня спесь, когда я пытался проявить к нему жалость?
– Прошу прощения?
– Скажи мне, Итан, как бы ты описал мое состояние, когда умерла мама?
Я подумал о том, какие у меня были ощущения последние несколько недель.
– Печаль? Горе? Вероятно, дедушка подобрал бы больше клинических терминов для этого, но я думаю, что этим все сказано.
– В таком случае и ты, и дедушка заблуждаетесь.
Мне потребовалось время, чтобы понять, что я правильно его услышал.
– Разве могло быть так, чтобы ты не печалился? Ужасно так говорить.
– О, мне, конечно, было грустно. Мое сердце разбилось на миллионы кусочков, я уверен, как и у тебя сейчас. Но человек может справиться с печалью. В конце концов, сердце может примириться с потерей даже сильно любимого человека. Я не впадал в панику на этот счет.
Он немного замялся, а потом спросил:
– Хоуп близко от тебя? Она слышит то, что я говорю?
Я быстро взглянул направо от себя. Она нашла на лавке божью коровку и пыталась заставить ее ползать по руке.
– Нет, а что?
– Просто, если ей не нравится слово «хрень», ей точно не стоит слышать, что меня жутко все достало тогда. Я опустился не из-за горя, Итан. Причина была в злости. Злость на Бога, на врачей, на всех, кого я мог обвинить. Сердце не успокаивается от этого. Оно загнивает, как от инфекции, которая отобрала жизнь у твоей мамы.