И самой смешно.
И горько.
А еще он… без него непросто было, так ведь разбередил сердце девичье заледеневшее. Поманил любовью. Но обман все, призрак, как и прочее в жизни Велимириной. Разве таким любовь позволена? Нет. Бежать предлагал… куда им бежать?
Во всем царстве Росском не найдется местечка, чтобы такие беглецы укрылись.
Да и знает она цену обещаниям. Одной уже обещался, другой слово дать спешит, а женится все одно на третьей, как и положено. Мужчина ведь. Мужчины выгоду блюдут, это женщины все больше о сердце думают.
А она не думает.
Пытается. Днем так точно не думает, разве что на мгновенье-другое позволяет себе представить, как оно было бы, ежели б…
…батюшка никогда не благословит. И думать нечего. Он на поле ходил. Рубился… а она замуж… да и не зовут замуж, все это мечтания девичьи. Фантазии пустые.
Ночью и вовсе сил нет.
Горит душа.
И в голову дурное лезет… бросить все… пусть год или два… или даже месяц, но будет она счастлива. А дальше и вправду в петлю можно.
Или вот принять сонникового отвару.
Может, и не сильна Велимира даром, да в травах разбирается. Легкая смерть. Быстрая…
…я руку отдернула.
— Видела? — Велимира подалась вперед, и синие глаза полыхнули жадно.
— Видела.
И взгляд отвела.
Дар? Пусть так, да не желала я этакого дара. Что мне делать ныне?
— Хорошо, — боярыня протянула руку и коснулась моей ладони. — Я бы хотела рассказать кому… но некому. Эти не поймут… им все блажью почудится. Дурью… чего мне еще желать? Родовита. Богата… да и слов не найти. А теперь легче стало. Скажи, что мне делать?
— Жить.
Печальная была усмешка.
— Завтра ночь березовая… все в саду соберутся. Приходи, Зослава… тебя-то я рада буду видеть. Только тебя и рада.
Глава 16. О ночи березовой повествующая
К вечеру дождь унялся. И небо просветлело, пошло легкою проседью облаков. Солнце, скатившись до земли, утратило былое желтизны, набрякло красным нарядным колером. И значится, близка весна, вот-вот войдет в полную силушку, полыхнет теплом, пробудит спящие травы. И пустыри, на которых ныне лишь первоцветы проклюнулися, зарастут зеленью.
Я любила весну.
И глядя на солнце, почуяла, как отлегло от сердца, будто бы кто-то свыше пообещал, что все еще наладится. Да и мне ли быть в печали?
Жива.
Здорова.
При доме своем. При землях даже, хотя ж на этие земли, царицею жалованные, я и глазом-то не глянула, а сие неправильно, ибо за всяким хозяйствием уход нужен, дабы не захирело оно.
Чего еще? Бабка чтоб прежнею стала? Станет. Вот пообживется, пообвыкнется, и выйдет из нея вся дурь боярская.
Чтобы Арей… как-нибудь да сладится. Верю в него, и молюся, молитва вере не помеха.