И если кто из воинов понюхает душистую саранку — станет таким же храбрым, каким был Михайло, а если съест сладкую луковицу — станет сильным и стойким в боях. А съест луковицу девушка — станет красивой и в ее сердце проснется глубокая нежность и любовь.
Я, конечно, далек от того, чтобы верить этой легенде, но когда гляжу на цветы саранки, то чувствую, что их улыбка и огненный цвет вселяют теплоту и радость, и мне хочется, чтобы они были рядом.
Вообще неправильно считают, что самые красивые и самые душистые цветы растут только в южных широтах. Так думают, наверно, потому, что на юге все лучшие цветы давно «приручены» и их считают творением труда человека, а не одной природы. В сибирской тайге растут не менее красивые и душистые цветы, прекрасному букету из которых обрадовалась бы и самая капризная невеста-южанка.
Однажды вечером — как давно это было! — я возвращался домой в пригородном поезде. Свет в вагоне был тусклый, лица пассажиров казались серыми и озябшими, а глаза — уставшими и сонными. На станции Хвоя в вагон вошли два мальчика лет по двенадцати с закатанными выше колен штанинами и в испачканных рубашках. На ногах кровавые царапины и ссадины, лица измазаны грязью, искусаны комарами. В руках мальчуганов было по огромному букету прекрасных орхидей, лютиков и лилий, из которых ярче всех рубиновым цветом сияли саранки. И казалось, что ребята внесли два солнца, озарившие сказочным светом полумрак вагона, лица пассажиров. От букетов повеяло запахом летней тайги, сибирским простором.
Пассажиры обступили мальчиков и, не выражая ни удивления, ни восхищения, что вообще свойственно сибирякам, молча глядели на букеты.
Мне очень захотелось подарить такой букет самому любимому человеку, и я уже видел, как Светлана, словно новорожденного ребенка, прижимает букет к груди.
— Сколько возьмешь за цветы? — спросил я черномазого мальчика, который казался постарше.
Он глянул на меня черными удивленными глазами, будто хотел спросить — «откуда ты такой, дяденька?» — потом перевел угольки на своего товарища, и оба негромко засмеялись. «Глухонемые, что ли?» — подумал я и отошел в сторону. Начали расходиться и пассажиры. Но ребята, как прикованные, стояли на прежнем месте в проходе вагона, у самой двери.
«Наверно, боятся продешевить», — никак не выходила из головы мысль о букете.
— Пятьдесят рублей возьмешь? — спросил я полушепотом уже белобрысого, но ответ был тот же, что и несколько минут назад.
— Скажите хотя бы, где вы их собрали? — не унимался.
— В тайге, дяденька, и на болоте. С самого утра бродили. Шестичасовым сюда приехали и не обедали еще, — рассказывал чернявый.