– А я думала, у нее диета. Один лук на уме.
– Она сказала, что сейчас у нее бурная мозговая деятельность и мозгам нужна подпитка. Не знаешь, что она имела в виду? – спросила Ника.
– Потом расскажу.
– Завтракаем сегодня у мадам, – объявила Ника, – она приглашала нас на блинчики.
Я вздрогнула, вспомнив мутные фотографии нас, спящих.
– Нет, дорогая, прости, но эти блинчики мы есть не будем! Нет никакой уверенности, что в них нет…
«Мышьяка», – хотела сказать я, но сказала:
– Обезжиренного молока или обессахаренного сахара. А нам вроде нужно только жирное и сладкое! Пойдем-ка в кафе «Багет»? Позавтракаем, как аристократы, – пирожными «макарунс». Угощаю!
«А заодно я попробую что-нибудь о мальчике разузнать», – подумала я. И добавила:
– Только погоди, я приму душ. Запах-то, и правда, отвратительный.
Из посетителей был только пожилой лысый дядька, читавший газету и откусывающий от багета (значит, ему они их испекли, а нам нет?), запивая кофе из крошечной чашечки. Ника постаралась и выбрала почти все виды «макарунс» (еще бы, за мои-то денежки) – и с запахом роз, и с карамелью, и с молочным шоколадом, и с чаем матча, и с апельсином, и даже с каким-то пэшн фрут.
Хозяйка кафе улыбнулась довольно дружелюбно и к кофе, помимо заказанных «макарунс», вынесла еще печенье, ломкое, хрустящее, с поджаренными тонкими краями, и объяснила, что называется оно «черепица».
– Черепица? – переспросила Ника. – Вау! Пойду помою руки.
Хозяйка показала знаком, где туалет, а я, воспользовавшись Никиным отсутствием, спросила, как поживает мальчик, который у них живет или работает.
– What boy? – не поняла хозяйка.
Я объяснила по-английски, как из кафе утром выходил мальчик и он плакал.
Но хозяйка, вежливо улыбнувшись, пожала плечами. У них нет мальчиков. Только она и охранник. Она выпекает хлеб и варит кофе. Он охраняет. И никто у них не живет.
– Sorry, – пробормотала я и принялась скорее за кофе.
Ника вернулась, а я все была погружена в свои мысли. Может, мальчик все-таки был видением? Эдаким призраком предместья Парижа?
Я глотала кофе, горячий, сладкий – как лекарство. Мне хотелось, чтобы навязчивая картинка с мальчиком исчезла. Потому что она меня тревожила.
– А тебе не стыдно? – вдруг спросила Ника, откусывая от своего пирожного.
– За что? – Я чуть не подавилась «черепицей». Ника все-таки следила за моими занятиями паркуром, что ли?
– Велл, что родители послали нас в Париж, чтобы мы прикоснулись к прекрасному, а мы болтаемся с тобой по великим музеям и ничего прекрасного понять не можем. Ну, ничего нас с тобой не трогает так… До глубины души.