— К чему эти извинения? — я взглянул в ее глаза наполненные разочарованием от вопроса оставленного без ответа. — Прервавшись на полпути, вы теряете значительно больше, чем я. Однако не стоит так уж расстраиваться — теперь, если вдруг что-то заставит вас разволноваться, попробуйте восстановить в памяти состояние комфорта, которого вы сегодня достигли, и вам станет немного легче. А теперь, — я махнул рукой в сторону двери, — идите. Иначе Макс простудится, стоя у метро, и ему придется разводить анисовую микстуру…
Проводив ее, я вышел на балкон и облокотился на перила. Теплый вечер пленял очарованием распустившейся зелени и юных цветов. Где-то шумели машины, рисуя разноцветными огнями вензеля на развязках шоссе. Было томно и пронзительно грустно. Далеко-далеко, в какой-то чужой стране, или может быть, наоборот, совсем рядом в этом же гигантском городе живет, может быть, даже не подозревая о моем существовании, красивая женщина, которая никогда не пользуется отвратительными духами, не пьет сладких молочных коктейлей, не увиливает от прямых ответов, да и вообще делает все совсем не так, как делают все остальные люди, просто потому, что она создана именно для меня. Идут годы, мы вращаемся по разным орбитам, медленно стареем, страдаем от этой разделенности, и почему-то никак не можем встретиться, дополнив друг друга до целого существа, вопреки здравому смыслу и в угоду несправедливости судьбы.
Этой ночью книга Анн начала перенастраивать механизмы людских судеб, пододвигая одного короля и одну даму к бездонной пропасти, именуемой в народе словом страсть.
Анн действительно умела писать волшебные тексты, но увы, наперекор ее мечтам, они не могли исполнять желания всех читателей — фортуна улыбалась лишь тем, у кого на руках были неоплаченные облигации прошлых заслуг и достижений.
За выходные дни ветер не смог вдоволь наслушаться слов, сказанных мысленно или полушепотом — ему хотелось собрать еще больше тем для своих мелодий, которые он любил трубить, дуя в водосточные трубы и чердачные окна. Ветру не хватало выплескивающихся аккордов желания, и поэтому в понедельник он, теплый от разыгравшегося воображения, стал крутить пыльные смерчи в колодезных дворах и срывать шелковые флаги, испуганно трепещущие на шпилях высотных зданий.
В одиннадцать утра меня вызвала к себе начальница. Полная идей, Салтанат стала втолковывать мне всевозможные тезисы о пользе рекламы:
— Кроме телевидения, мы заявим о наших лечебных программах в разных журналах, и от пациентов не будет отбоя! — она расхаживала по периметру своего кабинета и строила планы, не думая о том, что при таком наплыве желающих излечиться, у нас с ней не останется ни капли свободного времени.