Встречи с агентами стали реже. Оперсостав берёг своих помощников. Зато в кабинетах собирались тёплые компании, играли в шахматы, «Балду» и другие интеллектуальные игры. Вместе с усилением морозов озверел ведомственный партком: собрания, политзанятия и конференции волнами накатывались на отсиживающийся в тепле личный состав. Офицеры списывали друг у друга конспекты работ классиков марксизма-ленинизма, оформляли стенгазеты и «боевые листки».
20 декабря в Доме актёра силами отдела, в котором работал Герман, планировалось провести торжества по случаю «Дня ЧК». Молодому сотруднику поручили заняться внешним оформлением. К нему в компанию приписали ведомственных поэтов и зубоскалов. Привычно изобразив на двух ватманских листах «Щит и меч» с уставшим от забот Дзержинским, Герман заскучал. Члены команды «на подхвате» вязали столбиком незамысловатые вирши о Родине, партии, разведчиках и контрразведчиках, после чего художник, вооружившись плакатным пером, выводил их выспренние пассажи на листе ватмана. Вскоре заскучала и вся редколлегия. Попытка «словить Музу» дюжиной бутылок пива ситуацию не улучшила. Творческая группа отрешённо «гоняла» вечную тему «про баб». Встрепенувшись, Герман решительно взял карандаш и за полчаса сделал около дюжины карикатурных набросков и выбросил их в массы. На взрывы смеха прибежал дежурный, принявший живое участие в обсуждении графики. Тут же позвонили начальнику отдела и спросили разрешения сдобрить наглядную агитацию сатирой и юмором. Полковник Берсенёв, бывший лётчик-истребитель, большой интеллектуал и незаурядных способностей чиновник, на удивление быстро дал согласие. Воодушевлённые офицеры, казалось, вспомнив свою КВН-овскую юность, стройотрядовский энтузиазм, помноженные на иезуитскую изощрённость интеллекта, запустили бумажный конвейер шаржей, коллажей, эпиграмм и каламбуров. Герман работал, не покладая рук. Досталось всем: и рядовым, и начальству. К утру наглядная агитация была готова.
В праздничный день в Доме актёра всё началось как обычно: вступительное слово, раздача грамот и первые заздравные тосты; но после третьего, по отмашке Берсенёва, на праздничный стол были вброшены шаржи, а на стенах развёрнута наглядная агитация. Под натиском всеобщего веселья тихо испустила дух организационная рутина. Праздник чекистов превратился в студенческий капустник. Такое буйство эмоций Герман видел последний раз на новогоднем вечере в консерватории. Ему вдруг пришла в голову бесхитростная мысль: «А ведь как ни парадоксально, в КГБ брали не самых последних людей. Таким изобилием самобытных характеров, творческой энергии и незаурядных актёрских способностей может похвастаться не всякий коллектив». И тут же на смену этой мысли пришла другая, ещё более парадоксальная: «А чем мы все здесь занимаемся? Мы, бывшие инженеры, историки, литераторы, юристы, физики и лирики. Не впустую ли всё это?» Интуиция подсказывала — нет, не впустую, а логика ещё была не в состоянии охватить все аспекты деятельности этого достаточно древнего института с пугающей обывателей аббревиатурой «КГБ».