Под утро, когда трясущийся от холода виолончелист Эммануил подался в туалет по малой нужде, всё было кончено. На полу вперемежку лежало женское и мужское бельё, размотанный бинт в коричневых масляных потёках. В воздухе пахло прокисающими салатами, ихтиоловой мазью и «прочитанной» сказкой для взрослых. Наташа с матраса подала голос, предупреждая виолончелиста, чтобы он на неё не наступал. Вслед за ней обессилевший Герман попросил принести воды.
— Смекаю, граждане, смекаю... — загудел Эммануил, обходя вертеп и, уже вернувшись с кухни со стаканом, одобрительно промолвил: — Вот это мужик! Не зря вас там в хоре тренируют, Мишку только жалко, расстроится... — И чуть погодя снова завёл свою шарманку: — Это по-нашему... Это не какие-то там педики с голубыми... Генку, что ли, буднуть, пусть на картину посмотрит! Не каждый день такую красоту увидишь...
— Да уймёшься ты, Эмик! — не выдержала Ирина, освобождаясь от геркиной руки и передавая ему воду.
— А я уже всё вижу, — козлиным голосом пропел из-под ёлки Генка Сытин. Потом он подполз к матрасу и сделал попытку юркнуть под одеяло к супруге.
— Ой, да оставь ты меня, наконец! — взвизгнула Наташка.
— Да я тебя сегодня вообще первый раз вижу, — недоуменно проблеял муж.
— Увидел — и хватит, лучше буди всех, пошли на кухню новый день встречать.
На работу Герман шёл, терзаемый запоздалыми раскаяниями. Тем не менее он забежал в аптеку и купил ихтиоловую мазь. Там же утомлённый грешник свинтил крышку и вдохнул в себя чарующий запах медицинского снадобья. «Вот тебе и собака Павлов! Каков был гений! Рефлексы-то работают», — удовлетворённо подумал он, чувствуя лёгкую дрожь и приятную истому.
В кабинете он поставил флакон на письменный стол, достал дневник оперативных мероприятий и со вздохом стал изучать план на сегодняшний день. Зашёл Михаил Иванович.
— Здравствуй, Герман!
— Здравия желаю!
— Ты что такой потрёпанный, — оглядывая своего подчинённого, спросил подполковник.
— Никак нет! Бодр и свеж!
— А что ихтиолка на столе?
— Панариций на одном месте вскочил, — отрапортовал капитан.
— Там, где ты думаешь, он не вскакивает... Ладно, хватит лясы точить. Есть у меня для тебя одно деликатное задание. Осилишь?
— Так точно, любое!
— Ну, так слушай... парень ты продвинутый, разным искусствам обучен, Баха от Брехта отличить можешь...
— Ещё бы, — саркастически заметил Герман.
— Не перебивай! Слушай сюда!
— Слушаю...
— !
— Нет, я правда слушаю.
— Ты, наверное, знаешь, есть у нас в N-ске феноменальный пианист, самородок, звать его Михаил Милославский, — у Германа ёкнуло в сердце, и он весь обратился в слух. — Так вот, — продолжил Михаил Иванович, — по оперативным данным, замыслил он выехать в Израиль.