«Вот шельма, знает дело!» — блаженно подумал клиент, вспоминая, как повторно разгорается аппетит после глотка холодной воды.
— Эй, любезный! — запуская алюминиевую ложку в косушку с мампаром, позвал Герман. — Беленькой грамм сто и маринованного чесночка!
Посетители одобрительно оглядывались. Самый крайний из них, в старом заношенном халате, перехваченном на поясе выцветшим платком, аккуратно переломил лепёшку и передал добрую её половину разомлевшему гостю. Герман, приняв подарок, почувствовал себя на вершине блаженства. Наконец-то он в полной мере ощутил себя на родине.
Герман был зачат, выношен и рождён в жарких степях Средней Азии. И не важно, что буквально через месяц после рождения его родители-геологи увезли своего первенца в Москву. Что-то или кто-то в маленьком тельце обычного младенца занёс в глубинные скрижали мельчайшие подробности того мира, который окружал его в первые дни пребывания на «Этом Свете». Уже много позже он мог по одному только запаху определить, где он находится: в Узбекистане или вне его. Даже воздух Таджикистана, казалось бы, ничем неотличимый от узбекского, не мог ввести его в заблуждение. Конечно, эти ощущения описанию не поддаются, но они были реальны, а главное — никогда не подводили. Слов нет, это не Бог весть какое счастье — родиться под Самаркандом, гораздо престижнее — в Москве или Ленинграде. Но что поделаешь, родину не выбирают, её просто любят и наполняются ощущением счастья, когда вновь обретают. Именно это безотчётное чувство счастья испытывал изголодавшийся Герман в заштатной забегаловке ташкентского рынка.
Герман ел жадно и некрасиво: часто прикладываясь к стопке, пил обжигающий бульон прямо из глубокой фарфоровой миски с синим восточным орнаментом, загружал полную ложку плова и забрасывал его в перемазанный рот. Постоянные клиенты перестали обращать внимание на пришельца, дружно загалдели, прерывая висящий над общепитом гомон взрывами смеха. Баба`и периодически сытно отрыгивали и ковыряли пальцами в зубах, обсасывая их, если удавалось что-то найти между золотыми коронками. Признак достатка простого узбека угадывался не в его одежде или обуви, а в наличии золота во рту. Восточное представление о престиже диктовало необходимость стачивать здоровые зубы, лишь бы подавить блеском благородного металла неприличную белизну во рту своих менее удачливых соплеменников.
Заканчивая трапезу, Герман вдруг отчётливо захотел так же сытно отрыгнуть, но европейское воспитание насмерть блокировало реликтовые позывы. Схватив стакан с ледяной водой, клиент сделал изрядный глоток, но мгновенный спазм перехватил горло, и... Вопреки первоначальным намерениям Герман, судорожно хватая ртом воздух, оглушительно икнул, потом, утратив контроль над собой, не менее демонстративно отрыгнул, давясь от нового приступа икоты.