«Что ж он через поле-то не идёт? — задал сам себе вопрос часовой. — Может, он мину закладывает? — продолжал прикидывать варианты наблюдатель. — Точно, мину, сволочь, ставит... а это что за дымок над ним поднялся? Надо сообщить руководству».
— Восток, Восток! Я Первый. Приём!
Рация шипела, но не отзывалась. Герман повторил вызов.
— Первый, что тебе? — проклюнулся заспанный голос.
— Восток, Восток! Тут афганец мину закладывает. Приём!
— Где закладывает? Приём!
— Под деревом, у поля. Приём!
— Под каким деревом? Что за чёрт!.. — Шипение, и через несколько секунд: — Первый, жди, не стреляй. Я к тебе! Конец связи.
Герман внутренне собрался, присел на одно колено, намотал ремень автомата на руку и впился глазом в ночной прицел. Голова нарушителя вновь пришла в движение. Наконец он встал, одной рукой легко придерживая какую-то ветошь, и двинулся в обратную сторону. Герман слегка нажал на курок, не выпуская из перекрестья подозрительного человека. «Ну что этот «Восток» медлит. Уйдёт же, уйдёт сейчас!»
Словно отвечая на мысленный посыл часового, со стороны затихших палаток послышались торопливые шаги. Вот затрещали сухие ветки под ногами бегущего человека. Наконец из кустов вынырнул наспех одетый «Восток» с автоматом наперевес.
— Где афганец?
— Да вот же, к дороге подходит.
— А где мину заложил?
— Вон, под тем деревом.
— Тебя как звать?
— Герман. А что?
— А то, Герман, что нафар твой «до ветру» ходил.
— Как же так, — возмутился часовой, — он же свёрток туда нёс, а обратно — только обёртку какую-то.
— Эх, салага! — в сердцах выдохнул «Восток». — Твой афганец сходил по-большому. И все дела.
— Да я сам видел: он сел, потом дымок пошёл...
— Какой дымок! Это он тёплой водой из бурдюка подмывался. И не дымок, а — парок! Пойми, салага...
— Герман я!
— Хорошо, пусть будет Герман. Так вот, Герман, ни один уважающий себя афганец в туалет ходить не будет. Не приучен. Мы их уже год как дрессируем. На работе ещё прикидываются, а как домой, так сразу в поле или под дувал. Ты знаешь, они струю стоя пустить не могут!
— Да ну!
— Вот тебе и «да ну»! Слушай, Герман, сиди себе тихо. Ничего не случится. Можешь соснуть, если приспичит, только не тревожь больше меня!
— А тебя как звать?
— Виктором... майор Белоусов, — отрекомендовался «Восток».
— Очень приятно...
— Мне тоже... Ну так как, договорились? Ты мне дашь поспать?
Герман охотно согласился и пообещал больше его не беспокоить. Остаток дежурства прошёл спокойно. Молодой месяц уже падал спиной на ветви деревьев, когда послышались долгожданные звуки продиравшегося сквозь кусты человека. К часовому шёл сменщик. И не просто шёл, а прямо-таки ломился, как лось по весне. Герман встал, вглядываясь в темноту. Послышались характерный треск ломаемых веток и глухой звук от падения тела. «Споткнулся, что ли?» — подумал часовой. Минуту стояла тишина. «Может, пойти навстречу?» Словно в ответ, послышалось мычание, а затем визгливый тенор разорвал ночную тишину: «Косил Ясь конюшину, косил Ясь конюшину! Ко-о-осил Ясь...» — чуть ли не минуту держал на высокой ноте последние слова из популярного шлягера «Песняров» долгожданный сменщик. Затем человек в кустах зашёлся кашлем, громко сам себе пообещал бросить курить и, наконец, поднялся. Герман включил китайский фонарик. На его мутный свет вышел мужик с шикарной бородой лопатой, в бушлате и бронежилете. В правой руке, точно лукошко для грибов, ночной леший держал за ремешок каску. Его левая рука была закинута далеко за спину.