– Разве что для ребенка – за спиной у велосипедиста. Но не для взрослого.
– Я просто шучу, Пол. Нет, мне бы не хотелось быть для вас обузой. Если вы собираетесь ездить, мне бы хотелось иметь свою собственную хитрую штуковину, предпочтительно с мотором. Еще продаются такие маленькие моторчики, которые прикрепляют к велосипедам, чтобы было легче подниматься в гору? Я помню, их продавали во Франции. Deux chevaux, две лошади.
– Я знаю, о чем вы говорите. Только их не называют deux chevaux. Deux chevaux – это что-то другое.
– Или кресло на колесах. Пожалуй, мне нужно купить себе именно это. Вы помните кресла на колесах – там еще зонтик с кисточками и руль? Мы можем порыскать по антикварным магазинам, я уверена, что мы найдем такое кресло, Аделаида как раз подходящее место для кресла на колесах. Мы можем попросить Мирослава прикрепить к нему пару chevaux. Тогда мы будем готовы отправиться в наши путешествия, вы и я. У вас уже есть прелестный оранжевый флажок, и я тоже себе раздобуду, с рисунком.
– Как насчет бронированного кулака? Черный бронированный кулак на белом фоне, а под ним девиз: «Malleus maleficorum»[39].
– Malleus maleficorum. Превосходно! Вы действительно становитесь настоящим остряком, Пол. Не ожидала от вас этого. «Malleus maleficorum» для меня и «Вперед и ввысь» – для вас. Мы могли бы исколесить всю страну, мы вдвоем, всю эту широкую коричневую землю, север и юг, восток и запад. Вы бы научили меня упорству, а я вас – умению довольствоваться малым. О нас писали бы статьи в газетах. Мы стали бы любимцами Австралии. Какая идея! Какая капитальная идея! Это любовь. Пол? Мы наконец-то нашли любовь?
Полчаса назад он был с Марияной. Но теперь Марияна осталась позади, а с ним – Элизабет Костелло. Он снова надевает очки, поворачивается, хорошенько в нее вглядывается. В предвечернем свете ему ясно видна каждая деталь, каждый волосок, каждая жилка. Он изучает ее, потом изучает свое сердце.
– Нет, – наконец говорит он, – это не любовь. Это что-то другое. Что-то меньшее.
– И это ваше последнее слово, как вы думаете? Никакой надежды вас поколебать?
– Боюсь, что нет.
– Но что же мне делать без вас?
Она, кажется, улыбается, но губы ее дрожат.
– Вам решать, Элизабет. В океане полно рыбы, как я слышал. Но что касается меня, то теперь – до свидания.
Он наклоняется и трижды целует ее, официально, как его учили в детстве: слева, справа, слева.