Рассказал он однажды и о нелепой истории созвездия Рысь. Этот зверь был вознесён на небо в 1660 году астрономом Гевелием на совершенно курьёзном основании. Достав свою объёмистую записную книжку, Константин Степанович процитировал:
— «В этой части неба встречаются только мелкие звёзды, и нужно иметь рысьи глаза, чтобы их различать и распознавать. Кто недоволен моим выбором, тот может рисовать здесь что-нибудь другое, более ему нравящееся; но, во всяком случае, тут на небе оказывается слишком большая пустота, чтобы оставить её ничем не заполненной».
Кончались подобные рассказы всегда одним и тем же: Ольга Александровна смотрела на часы и разгоняла всех по постелям.
Однажды вечером путешественники разговорились о доме, о делах, которые они оставили на Земле. Стали вспоминать, какими путями тот или иной член экипажа оказался в составе экспедиции. Маша под громкий смех собравшихся рассказала непосвящённым о событиях на озере Селигер, о Галиных «лекциях» по астрономии. Наконец очередь дошла до Белова.
— Игорь Никитич, — обратился к нему кто-то. — Как могло получиться, что вы, главный конструктор головного завода, стали руководителем экспедиции? Ведь это нарушение общего порядка.
— Что верно, то верно, — ответил со вздохом Белов, — Вы не представляете себе, друзья, каких трудов мне стоило этого добиться!
— А почему? — спросила удивлённая Галя.
— Да потому, наивная моя деточка, — вмешалась вездесущая Капитанская дочка, — что главных конструкторов берегут как зеницу ока, потому, что их головы стоят больше, чем любой корабль со всем его содержимым. Понятно?
— Мария Ивановна, перестаньте! — гневно воскликнул Белов. — Все жизни стоят одинаково. А не пускают главных конструкторов в опасные полёты для того, чтобы они накапливали и обобщали опыт эксплуатации своих машин, чтобы они их совершенствовали изо дня в день…
— Так как же вы всё-таки добились разрешения лететь?
— Доказал, что смогу лучше, чем другие, обобщить опыт перелёта. А потом… Знаете, ведь это была мечта всей моей жизни… Я отдал подготовке к этому рейсу почти двадцать лет. Ну, и правительство в конце концов уважило мою просьбу. Впрочем, я не один был в таком положении. Много пришлось бороться за право участия в экспедиции и Константину Степановичу. Его тоже не хотели включать в её состав.
— Но почему? — снова не удержалась Галя.
— По старости, девочка! Увы, по старости! — добродушно усмехнулся астроном. — Мы ведь с Игорем Никитичем не такие счастливчики, нам никто не присылал приглашения на блюдечке с голубой каёмкой!
Потом разговор зашёл о родных. Иван Тимофеевич вынул из кармана, бумажник и, разложив его на столе, достал из него несколько любительских фотографий. Он с любовью рассматривал каждую из них и, передавая по кругу для всеобщего обозрения, с нежностью в голосе пояснял, от полноты чувств перейдя на украинську мову: