— Це моя стара, а то — моя доня, а от туточки мы з моим хлопцем, — говорил он, показывая групповой снимок.
«Стара» была симпатичной немолодой женщиной с гладко зачёсанными и завязанными узлом на затылке тёмными волосами, которую Галя мельком видела сквозь стёкла кабины в день отлёта. Тогда рядом с ней стояла и дочка — взрослая замужняя женщина, уже имевшая двоих детей, которая работала врачом в одной из московских поликлиник. Что же касается «хлопца», то это был коренастый крепыш, одетый в форму старшего лейтенанта танковых войск, удивительно похожий на отца. Такое же широкое упрямое и волевое лицо, те же тёмные, с хитринкой глаза.
Глядя на Ивана Тимофеевича, полез в карман и Максим. Он положил на стол фотографии отца, матери и братишки Павлушки. Одну небольшую карточку он зажал в руке и незаметно положил обратно. Маша, заметив этот манёвр, порозовела и улыбнулась.
Пример оказался заразительным. Не прошло и пяти минут, как весь стол был завален фотографиями отцов, матерей, братьев, сестёр, жён, детей. Каждому хотелось взглянуть на дорогие лица, поговорить о них или хотя бы ответить на чей-нибудь дружеский вопрос. Даже Синицын достал свою заветную фотографию, где он, ещё не старый и не седой, сидел между красивой, несколько увядшей женщиной и худым, видимо болезненным, юношей с чудесными лучистыми глазами. «И такой сын родился у этого бездушного сухаря! Просто невероятно!» подумала Галя.
Оказалось, что у Ольги Александровны довольно много родни. Но добрая половина фотографий изображала её мужа то в костюмах и гриме, то в домашней обстановке, то на прогулке, везде одинаково вычурного, расфранчённого и прилизанного.
Все шумно переговаривались. Только два человека остались бездеятельными: Галя и Игорь Никитич. Они сидели у разных сторон стола и пассивно рассматривали незнакомые и поэтому почти ничего не говорящие им лица, рассеянно хваля и упитанных карапузов и славных стариков, всех, чьи фотографии попадали им в руки.
Гале было грустно. Ну что она могла показать? Фотографии двух-трёх институтских подруг? Или себя в купальном костюме на пляже? На всём свете у неё не было ни одного родного человека! Она попала в детский дом двухлетним ребёнком, и у неё не осталось от прошлого никаких сувениров. Пожалуй, первый раз в жизни она ощутила себя одинокой, хотя вокруг сидели самые близкие друзья. Её вывел из задумчивости хрипловатый басок профессора Синицына:
— А что же вы, Игорь Никитич, не показываете своих семейных?
Галя встрепенулась и насторожилась. Она вспомнила рассказ Ольги Александровны о трагической гибели семьи Белова, и ей стало так больно за него, что на глазах навернулись слёзы. Но никто не понимал бестактности вопроса Николая Михайловича. Все, кроме потупившейся Ольги Александровны, смотрели с вежливым, равнодушным любопытством.