В посудомоечную притопала фрау Вайтер:
— Монахиня, как вас зовут?
— Сестра Клара, — помедлив, ответила Ада.
— Сестра Клара, да. — Фрау Вайтер похудела, как и все здесь. На щеках и подбородке обвисла кожа, платья топорщились на талии. — Вам ведь не на что жаловаться, верно? Мы обращались с вами хорошо, оберштурмбанфюрер Вайтер и я, согласны? Кормили вас, держали в тепле. Вы — монахиня. Мы уважали ваше призвание. Вам же не в чем нас упрекнуть, так?
Ада промолчала.
Той ночью дом тряхнуло. Лежа в постели, Ада покрепче закуталась в рясу, набросила наплечник на лицо. По полу тяжелой волной пробежала дрожь, потом опять, словно при землетрясении. Стены устоят? А балки, на которых покоится крыша? Оконные стекла вдруг подернулись рябью и вывалились на пол, разбившись на мелкие кристаллические осколки. Ада почуяла запах известковой пыли и гари. Опустила наплечник и увидела жуткие багровые языки пламени, взметнувшиеся в небо. Близко, подумала Ада. Безжалостные бум, бум, бум. Пол дрожал у нее под ногами, она слышала, как скрежещет дом.
Внезапно все закончилось. Гудение самолетов постепенно удалялось, пока не смолкло совсем. Дом стоял пустой и гулкий. В медленно занимавшемся сереньком рассвете неровное пламя пожаров утратило яркость.
Низкое апрельское солнце брызнуло на густочерный шелк, и он заиграл оттенками эбонита и агата, серебра и грифеля. Анни одернула тонкие, почти острые края жакета, разгладила теплую ткань на плече, коснулась алых лепестков на корсаже так, словно это было живое хрупкое соцветие, сотканное самой природой.
Жакет она надела поверх толстого шерстяного свитера и кухонного фартука, и теперь он слишком туго облегал плечи. Нет, хотела сказать Ада, так не пойдет. Вещи не сочетаются. Но придержала язык. Одного взгляда на Анни хватило, чтобы понять: лучше обновы у кухарки отродясь не водилось.
В одной руке Анни держала чемодан, другой вынула из кармана ключ от комнаты:
— Прощай, монахиня. — Бросив ключ на пол, она подпихнула его ногой поближе к Аде. — Auf wiedersehen[57].
И вышла вон, оставив дверь открытой.
Спихнув с себя одеяло, Ада встала, взгляд ее был прикован к распахнутой двери. Это ловушка. Ее проверяют, ждут, что она попытается сбежать. Там, снаружи, караулит фрау Вайтер, готовая вцепиться в Аду: Решила дать деру, а, монахиня? В комнате было холодно. Ада обхватила себя руками, сердце бухало в груди, разгоняя кровь. Доковыляла до дверного проема, прислонилась к косяку и посмотрела в сторону кухни. Ни звука. Анни не звякала чайником, водружая его на плиту, не стучала деревянной ложкой по закоптившейся кастрюле, и дверца в чулан не скрипела, тяжело поворачиваясь на петлях. Ада повернула голову: дверь из коридора в переднюю была приоткрыта, Анни и ее оставила незапертой. И в эту щель Ада увидела, что и входные двери, массивные, деревянные, тоже настежь. Дом опустел.