— Ja, ja, — сказал отец Фридель. — Ein Babyklappe[23].
Ада не была уверена, правильно ли он понял, но утвердительно кивнула.
— Скажи ему, — продолжила сестра Бригитта, — что никто не должен об этом знать. Что он должен забрать ребенка прямо сейчас, пока тот спит. Положить его в саквояж. И никому ничего не говорить.
Если отца Фриделя поймают с таким грузом, им конец. И Томасу тоже. Ада показала на младенца, потом на сумку.
— Still, — она приложила палец к губам, — nicht ein Wort[24]. — Еще один жест: выносите его.
— Ja, ja, — повторил отец Фридель.
Понял ли он, чего от него хотят, и способен ли вообще понять, но священник был их единственной надеждой: только он мог вызволить Томаса и дать ему шанс выжить.
Ада рывком встала на ноги. Нельзя обнаружить, насколько она измучена, иначе отец Фридель догадается, что это она родила мальчонку. Сестра Бригитта принялась за дело: взяла саквояж священника, поставила его на нары, раскрыла, орарь отодвинула к одной стенке, распятие и склянку с елеем к другой. Подняла Томаса и уложила его на дно саквояжа. Отец Фридель наблюдал за ней, улыбаясь. У него старческий маразм, подумала Ада. Совсем из ума выжил. Господи Боже. Сестра Бригитта уже закрывала саквояж.
— Погодите. — Порывшись в глубоком кармане, Ада достала шерстяного медвежонка. Нагнулась над саквояжем, спрятала медвежонка в складках полотенца и поцеловала Томаса в лоб, гладкий, как воск. — Это на счастье, — шепнула она. — Я вернусь, мой маленький Томихен. Я найду тебя.
Она вытащила орарь с вышитым распятием и накрыла им ребенка. Если солдаты заставят отца Фриделя предъявить содержимое сумки, то, увидев орарь и крест, возможно, не станут копаться дальше.
— Мы назвали его Томасом, — обернулась она к священнику.
— Ему пора уходить, — поторопила сестра Бригитта.
— Пожалуйста, — по-английски сказала Ада, — прошу, позаботьтесь о нем.
Как сказать это по-немецки, она не знала. Самые важные слова, а она не умеет донести их смысл. Томасу было всего три часа от роду. Ее ненаглядному малышу. Она понимала, что медлить дольше нельзя. Она еще наглядится на него — впереди целая жизнь. Защелкнув замок, она подала саквояж священнику.
Отец Фридель пожал плечами, ухватился покрепче за ручку, а другую ладонь поднял, благословляя: In nomine Patris…
Сестра Бригитта вышла его проводить. Ада слышала их шаги на каменных ступенях. Пятнадцать ступенек до лестничной площадки, потом еще пятнадцать. Постепенно шаги стихли. Дверь в комнату захлопнулась. Ада бросилась на постель, зарылась лицом в жесткий матрас и завыла.