Но и другое заставило Данилова взять старое дело. Эксперты установили, что убийца — левша. Иван Александрович досматривал материалы банды Пирогова, когда в кабинет вошел Серебровский.
— Хорошо! — сказал он прищурившись, оглядывая новую форму Данилова.
— У тебя чай есть?
— Есть.
— А у меня полбуханки и банка шпига американского.
— Врешь?
— Когда я врал?
— Было.
— Так то ж давно.
— Ставь чай.
Данилов достал из сейфа электроплитку. Туда он прятал ее от бдительных глаз начальника ХОЗУ[8], который регулярно совершал налеты на кабинеты сотрудников, изымая все электроприборы.
Они пили чай и ели необыкновенно вкусный хлеб со шпигом. Американское копченое сало было аккуратно проложено вощеной бумагой и доставалось из банки легко.
— Смотри, — набитым ртом пробурчал Серебровский, — кусочки-то один к одному.
— У них порядок.
— Вот этим-то порядком они и хотят войну выиграть. Пусть, мол, русские кровь льют, а мы их подкормим. Помяни мои слова, Ваня, они второй фронт откроют, когда мы в Германию войдем.
— Да, — Данилов вытер сальные пальцы газетой, — это ты прав. Вон, читай. У нас война, а в Триполитании стычки патрулей, ранен один английский солдат.
— Англичане все-таки войну чувствуют. Их немцы бомбят. А американцы всем тушенку да колбасу шлют. Понимаешь, Иван, я по сей день понять не могу, почему они не начали активных боевых действий в Европе.
— Ждут, Сережа. Им не нужна сильная Германия, а мы тем более.
— Ох, Ваня, непростой разговор мы начали.
...Война шла. И они не знали еще, что именно этот сорок третий год станет переломным. И через два года они увидят салют победы.
И война кончится для всех, кроме них. И на этой войне погибнет комиссар милиции Серебровский. В мирном сорок седьмом. Погибнет на тихом хуторе под Бродами, остреливаясь от бандитов до последнего патрона.
Многого они не знали в тот январский день. И дело свое многотрудное именовали работой. И если бы тогда их кто-нибудь сравнил с солдатами, воюющими на фронте, они наверняка бы смутились. Они не воевали — они работали.
— Разрешите, товарищ полковник, — заглянул в комнату Никитин.
— Давай заходи, — Серебровский встал.
— Эксперты пришли, — доложил Никитин.
— Зови. — Данилов убрал со стола остатки пиршества.
Вошли Павел Маркович и мрачный эксперт-баллист Егоров.
— Ну, наука, что скажете? — Серебровский взял стул и сел у стола Данилова.
— Кое-что, кое-что, товарищ полковник. — Павел Маркович развернул папку. — Сначала о финке. На ее рукоятке затерто слово «Леха» и выжжено новое — «Витёк». Далее, отпечатков пальцев убитого в нашей картотеке и картотеке наркомата не обнаружено. Теперь о шрифтах. Мы проконсультировались со специалистами, и они твердо указали — шрифт из типографии Сельхозгиза