— Плохо, в живот угодил подонок.
— Вызывайте «скорую», арестованных в машину.
Ему было нестерпимо жарко, ворот гимнастерки давил горло, по телу текли липкие капли пота.
— Ну, что нашли?
— Вот у этого наган, — оперативник кивнул на высокого парня в темном бостоновом костюме, в рубашке крученого шелка и ярком полосатом галстуке.
— Ну, Виктор, — усмехнулся Муравьев, — пойдем поговорим.
— Куда?.. Я не пойду... Зачем?.. — испуганно забормотал парень.
И Муравьев, глядя на его искаженное страхом лицо, понял, что он скажет все.
— Пойдем, пойдем, — подтолкнул его к дверям Игорь, — не трясись. Пойдем.
Он вывел его в другую комнату с потертым ковром на полу и кроватями, закрыл дверь и стянул полушубок.
Он стоял перед Виктором, еще не остывший от схватки, в форме, плотно облегающей сильное тело, подбрасывая в руке трофейный пистолет.
— Ну, — сказал Игорь, — быстро. Что взял у Ольги Вячеславовны?
— Это не я... Он пришел... Сказал, пойдем... Она на твой голос дверь откроет...
— Кто он?
— Андрей.
— Тот, что стрелял?
— Да.
— Пытал старуху он?
— Да.
— Кто тебе дал наган?
— Он.
— Где вещи?
— В шкафу, я все отдам...
— Ты думал, что убил ее?
— Да.
— Почему ты ударил ее?
— Андрей заставил, сказал, что надо помазаться кровью.
Густая волна ненависти захлестнула Игоря.
— Значит, кровью хотел замазаться? Чьей кровью? Ты бы лучше на фронт пошел, немного своей отцедил. Совсем немного. Значит, так, кто такой Андрей?
— Это человек, это человек...
— Я сам вижу, что не жираф. Кто он?
— Дядя мой имеет с ним дело.
— Кто дядя?
— Адвокат. Розанов его фамилия. Они у него дома живут, в Кунцеве.
— Ты, Игорь, молодец, — сказал Иван Александрович, с удовольствием глядя на Муравьева. — Вот только глаз он тебе подбил. Но ничего, намажь бодягой, пройдет.
Глаз Муравьева даже в тусклом свете лампы отливал угрожающей синевой.
— Иди, Игорь, работай с ними, узнай все про дядю Розанова.
Муравьев ушел. Данилов встал из-за стола, пересел на диван. Ему очень хотелось снять сапоги, вытянуть ноги и сидеть бездумно, чувствуя, как усталость постепенно покидает тело. А всего лучше закрыть глаза и задремать хоть ненамного, ненадолго. И чтобы сны пришли непонятно-ласковые, как в детстве.
До чего же смешно, что именно тогда, когда человек счастливее всего, ему так хочется переменить жизнь. Зачем стараться быстрее взрослеть? Прибавлять года, часами у зеркала искать на губе первый пушок усов. Зачем? Все равно самое доброе и прекрасное люди оставляют в детстве. Только в нем в мире столько красок, только в нем столько любви. Неужели в детстве он мог представить, что будет сидеть в этой маленькой комнате со столом, диваном, пузатым сейфом и картой на стене? Нет. Он-то тогда знал точно, что будет моряком или на худой конец авиатором, как знаменитый Сережа Уточкин.