Он везде ориентировался, как в своей родной Туле. Даже в лесу.
И в Ленинграде путем опроса населения он быстро нашел дорогу к Измайловскому проспекту, сделав по пути кучу добрых дел: разогнал дерущихся пацанов, помог женщине достать воды из канала, заволок на пятый этаж дрова старику.
Чувствуя себя благородным и сильным, спешил Колька Никитин к собору на свидание с худой, большеглазой девушкой Олей. Понравилась она ему. Сразу понравилась. То ли глаза ее светлые в пол-лица, то ли еще что. Да разве можно сказать, за что тебе нравится человек? Наверное, нет.
Никитин шел, насвистывая танго. Чувствуя силу и молодость. Даже мороз его не брал.
Он всего лишь три раза обошел вокруг собора, и появилась Оля.
— Не замерзли? — спросила она.
— Пока нет, — Никитин полез в карман, — бегал по вашему городу, цветы искал. Говорят, что зимой не растут. Так это вместо них.
— Что это?
— Шоколад.
— Коля, я его вечность не видела.
— Тем более берите.
Оля взяла плитку, понюхала.
— Да вы ешьте, что его нюхать-то.
— Вы из Москвы, Коля?
— Да.
— И всю войну там были?
— Нет, я с первого дня по май сорок второго воевал. Ранили меня и списали по месту прошлой службы.
— В госпитале лежали?
— Все было, и резали и шили. А вы, Оля, неужели всю войну здесь?
— Да. В комсомольской дружине. Пожары гасили, дрова заготовляли, немощным помогали, хоронили мертвых.
Никитин молча слушал рассказ девушки. И все, что происходило с ним, начинало казаться ему пустым и легким в сравнении с тем, что пережила его спутница. До чего же многолика война! И какой стороной ни поверни — везде одно сплошное горе.
Перед ними в сумерках лежал широкий и прямой, как шпага, Измайловский проспект. Ветер носил по нему клочья снега, неприятно бьющие в лицо. Но они не чувствовали ни ветра, ни холода. Им было хорошо вдвоем в этом огромном городе, на этой громадной земле.
Гости пришли ровно в двадцать. Сняли шинели и стали у стола, потирая руки.
— Ну и стол ты сочинил, Данилов, — сказал Трефилов. — Я давно такого изобилия не видел.
На столе лежали две пачки печенья, крупно нарезанная копченая колбаса, банка американского шпига, сахар.
— Садитесь, — пригласил Данилов и достал из мешка коньяк, разлил коричневую ароматную жидкость по стаканам.
— За победу, — сказал начальник ЛУРа и выпил залпом. Потом выпили еще, закусили. Данилов и Муравьев старались есть меньше, подкладывая куски побольше и вкуснее гостям. За столом они говорили о работе. Потому что о чем ни начинали беседу, она опять переходила на нелегкую службу.