— Боже, зачем пачкать мозг такой грязью? — возразил папа.
— Резонное замечание, сэр, но мужчина должен знать своих врагов. Я читал его речи, и мне ясно, что он всерьез намерен завоевать весь мир, а его союз с Италией только начало. Если его не остановить, в Европе не останется евреев, а то и во всем мире. И если не сделать это как можно скорее, пока он еще не так силен, то потом может быть уже слишком поздно. Страшно даже подумать…
Кто–то ударил кулаком по столу, и я подпрыгнула.
— Германия не пойдет за Гитлером, словно новорожденный жеребенок за матерью, — закричал папа. — Мы нация, любящая логику. Мы не пойдем как слепые за безумцем.
Наступила тишина.
Тогда заговорил второй студент.
— Это европейская проблема, нас она не коснется. — Я представила себе, как кивает папа, соглашаясь с этими словами.
— Мировая война настигла нас и здесь, — напомнил Джеймс.
Я отложила учебник и тихонько ушла в полном смятении. Неужели возможна еще одна война? Какие последствия этого ждут моих друзей — и Джеймса? Они уже достаточно взрослые, чтобы попасть на войну, если она начнется. Я порадовалась, что Ричард еще маленький. Если случится ужасное, хотя бы он будет в безопасности.
Непослушный и своенравный объект моих молитв тихонько вышел из дверей, вслушиваясь в каждое слово. Я шепотом отругала его и отвела наверх, в спальню.
— Ты слыхала, Сильвия? — спросил он, когда я укладывала его в постель. Глаза брата сияли. — Может, я тоже стану военным, как дядя Ричард.
— Да, и погибнешь, как дядя Ричард, — резко оборвала его я и, борясь со слезами, натянула ему одеяло до подбородка.
Но я все рассказываю и рассказываю вам про один вечер. А вы спросили, как мы с Джеймсом полюбили друг друга и стали мужем и женой. Ну, это был первый из множества вечеров, которые он провел в тот семестр у нас. Когда мы вернулись в Уотерфорд, Джеймс писал мне каждую неделю, а то и чаще, а через два года он предложил мне руку и сердце. Я заставила его ждать еще два года, потому что хотела закончить колледж. Я видела себя художницей, а еще хотела со временем преподавать в школе рисование, но не доучилась и не получила степень. Когда мне было двадцать, а Джеймсу двадцать два, мы поженились и стали жить в Элм — Крик. Джеймс наконец стал членом нашей семьи.
* * *
— Клаудия к тому времени была еще не замужем, — добавила миссис Компсон. — Тетки говорили, что она старшая сестра и должна первой выйти замуж, но папа быстро заставил их замолчать. Он любил Джеймса почти так же, как я, и очень хотел видеть его в нашем доме.
— Клаудия ревновала?