Залка вернулась. Рассказала, зачем отец звал: к делу воинскому подготовиться. Травки там, мази всякие, тряпицы чистые. Скоро они к нерадивой деревне придут, а там может и неладно выйти. Хоть и хорохорился тиун, а все же опасался. Воям своим тоже велел брони надеть, у кого были. Больше для важности.
Илья кольчужку надевать не стал. Успеется.
Залка подсела к нему поближе, спросила в который уж раз:
– Куда ж ты идешь, Годун? Что ищешь?
Илья улыбнулся:
– Может, тебя?
– Ой брешешь! – И зарделась. И придвинулась поближе.
– Вижу! – крикнул с носа смотрящий.
– Парус долой! – скомандовал тиун.
Спустили и сняли.
Илья тоже встал, шагнул к мачте, чуть поднатужась, вынул ее из гнезда и уложил. Один. Под завистливыми взглядами дружинных и восхищенным – Залки.
На берегу ждали. Пяток мужиков с копьями и луками.
Углядев на корме знамено князя Судеревского, оружие опустили. Но брошенный конец принять не торопились. И дружина тиунова сплоховала: застыли вдоль борта столбами оружными.
Так бы и проплыла лодья мимо пристани, если бы Илья не махнул через борт, наступил на уползающий конец, подхватил, накинул на столбик. Выбрал слабину, красуясь, одной рукой подтянул лодью к пристани, повернулся к смердам, рявкнул:
– Что стоим, кого ждем?
Мужики аж попятились. Голосок у Илюши – как мишка рявкнул.
Илья захохотал. Эх! До чего ж здорово жить! На своих ногах стоять, дышать полной грудью, чувствовать, как бурлит внутри, просится наружу богатырская сила.
Лодью поставили бортом, закрепили с кормы, тиун важно сошел по сходням, уставился на смердов в упор…
Те, помедлив, нехотя поклонились.
Илья осторожно свел на пристань Голубя, перекинул вьюки, развязал сумку с кольчугой…
Тиун, не дожидаясь его, уже шел вверх, к деревне. По сторонам – гридь. Бронная, в шлемах, чтоб видели, кто прибыл. И не баловали.
Илья задержался. Пока Голубя седлал, пока кольчужку вздел. Не из осторожности. Просто захотелось тяжесть брони на плечах ощутить. Ну и себя показать. Тиуновы дружинники в сравнении с ним – как кочеты рядом с соколом.
Монах терся поблизости. Боялся.
Залка тоже за отцом не пошла. Ласкалась с Голубем. Жеребец к ней снизошел. Яблочко скушал, тронул губами девичью ручку, покосился на друга-хозяина: не осудит ли?
– Своя, своя, – поощрил Илья. Махнул ногой и взлетел в седло, не коснувшись стремени. Настоящее седло, степное. Не чета той коробке, в которой он сидел недавно.
– Ой! – пискнула Залка, когда Илья, перегнувшись, подхватил девушку и усадил боком на конскую холку.
– Следуй за мной, – бросил он монаху по-ромейски и послал коня вперед, но не вверх, к деревне, а по тропе между берегом и полем. Сначала – шагом, потом – легкой рысью, предварительно велев монаху взяться за стремя. Пусть жеребец разомнется.