— Конечно нет. Но это еще не причина, чтобы выпускать недоброкачественную продукцию.
— А вот я думаю, что он обязательно пошлет за ней.
— А кто тебя спрашивает?
— Я высказываю свое мнение добровольно.
— Для чего она ему нужна? Орудие, которое никто не может использовать.
— Если он ее заказал, значит, она ему нужна. Он единственный из них всех, кто приходит сюда по делу, и должен сказать, что он настоящий джентльмен. В один из этих дней либо он сам за ней придет, либо кого-нибудь пришлет.
— Ха!
— Вот тебе и «Ха!». Подожди, сам увидишь.
— А что еще нам остается делать?
— На, возьми свою булавку обратно.
— Можешь сесть на нее.
Пес швыряет перчатку от головы к голове, пока, зевая, не роняет ее, промахиваясь.
Он выгребает ее из-под костей, которые лежат у его ног, машет своими хвостами, сворачивается и закрывает четыре глаза.
Другие его глаза горят, как угли, в той плотной темноте, которая лежит за Не Той Дверью.
Наверху, в заваленной пещере, ревет минотавр…
Пятьдесят тысяч молящихся на Старые Башмаки, ведомые шестью кастратами-священниками, поют изумительный гимн на арене.
Тысяча напоенных наркотиками воинов, — слава, слава, слава, слава, — потрясают своими копьями перед алтарем Неносимых.
Начинается дождь, мягко, но мало кто его замечает.
Озирис, держа в руках череп и нажимая на кнопку сбоку, обращается к нему:
— Знай же, смертная, что ты теперь навсегда обитательница Дома Жизни. Когда-то красивая, цветущая — ты увяла. Когда-то правдивая — ты дошла до этого.
— А кто, — вопрошает череп, — довел меня до этого? Только ведь Повелитель Дома Жизни и дает мне покой.
И Озирис отвечает ей:
— Знай также, что я использую тебя вместо пресс-папье.
— Если ты действительно когда-то любил меня, то разбей на кусочки и позволь умереть! Не мучай остатки той, что когда-то любила тебя.
— Ах, но моя дорогая, однажды я могу решить опять дать тебе тело, чтобы вновь почувствовать твои ласки.
— Одна мысль об этом мне отвратительна.
— И мне тоже. Но когда-нибудь это сможет развлечь меня.
— Неужели ты мучаешь всех, кто вызывает у тебя неудовольствие?
— Нет, нет, о раковина смерти, не думай так! Правда, Ангел Девятнадцатого Дома пытался убить меня, и его нервная система живет, вплетенная в ткань этого ковра, на котором я стою, правда также и то, что другие мои враги существуют в элементарных формах в различных местах моего дома, например в каминах, холодильниках и пепельницах. Но не думай, что я мстителен. О нет, никогда. Как повелитель жизни я чувствую себя обязанным отплатить всем тем, кто угрожает жизни.