Смотрит на свой живот.
— А может быть, и нет. Но сила, в ней заключенная… Могущественный! Победить тех, у кого грязные души, и потом обратить их — возможно, поэтому была она вложена в мои руки. Божествен ли Тот? Честно говоря, не знаю. Странно. Если он божествен, тогда я совершил ошибку, не доставив эту перчатку ему. Если, конечно, таковым не было его тайное желание.
Смотрит на свои обтянутые руки.
— Могущество мое сейчас безгранично. Как мне использовать его? Весь Валдик могу я переделать этим инструментом со временем. Но он послал меня со специальным поручением. И все же…
Улыбается. (Перчатка не покрывает его лица.)
— А что, если он божествен? Сыновья, которые зачинают своих отцов, вполне могут быть богами. Я вспоминаю миф о Рае. Знаю, что эта похожая на змею перчатка может указывать на Запретное.
Пожимает плечами.
— Но сколько добра можно сделать с ее помощью… Нет! Это ловушка! Скольким мирам мог бы я принести пользу… Да, я это сделаю! «И пусть разверзнется сам ад!», как говорит Брамин.
Но когда он поворачивается, его затягивает водоворот, слова застревают в горле, а тело падает в широкий, пустой, холодный колодец.
Позади него шевелятся тени, Валдик судорожно дергается и куда-то проваливается, ибо Принц отозвал его домой.
…Но Оаким Скиталец надел свои башмаки и сейчас поднимается, стоя в воздухе и смеясь. С каждым его шагом луч лазера вырывается из храма и смешивается с раскатами грома. Стражники и молящиеся низко склоняются перед ним.
Оаким бежит по стене и останавливается на потолке.
За спиной Брамина появляется зеленая дверь.
Оаким опускается и проходит сквозь нее.
Брамин следует за ним.
— Хайль! — неуверенно восклицает один из священников.
Но пьяные от наркотиков стражники с копьями поворачиваются и протыкают его.
Когда-нибудь, много веков спустя после этого чудесного исчезновения, галактика могущественных воинов выступит в поход в поисках Святых Башмаков.
А тем временем алтарь пуст и идет вечный дождь.
На Марачеке, в Цитадели, они стоят все вместе, думая о том, что с каждым произошло.
— У меня Башмаки, — говорит Оаким. — Ты можешь забрать их себе в обмен на мое имя.
— А у меня перчатка, — говорит Мадрак и отворачивается.
— А у меня жезл, — говорит Гор, и он выпадает у него из рук.
— Ты не забрал его у меня, — говорит Принц, — потому что он изготовлен не из материи и не из той субстанции, которую ты мог бы контролировать.
И ум Принца приоткрывает завесу перед внутренними глазами Гора.
Гор делает шаг вперед, его левая нога длиннее правой, но он совершенно ровно стоит на теперь уже неровном полу, окно горит, как солнце, за спиной Принца, а Железный Генерал стал золотым и течет, Брамин горит, как свеча, а Мадрак становится толстой куклой, качающейся на резиновом шнурке, стены вокруг воют и пульсируют в одном и том же четком ритме с музыкой, которая исходит из пола в конце туннеля, который начинается окном и, горя, идет к тому месту, где теперь лежит жезл, выросший до чудовищных размеров, но оставшийся слишком прекрасным для того, чтобы находиться в вечности башенной комнаты в Цитадели Марачека в Центре Средних Миров, где Принц выкормил свою улыбку.