Павел Ильич отрицательно покачал головой, и у Саши похолодело внутри, когда глаза ее встретились с тяжелым и печальным взглядом спутника.
— Он вчера умер.
За окном раздался высокий и унылый гудок локомотива, мимо с лязгом понесся товарняк. Саша открыла было рот, чтобы что-то сказать, но грохот, наполнивший купе, не дал ей такой возможности, и она, рыдая, упала на свой диван. Несколько минут она заходилась плачем, уткнувшись в казенную поролоновую подушку, а Павел Ильич только молча смотрел на нее, опершись большим морщинистым лбом на стиснутые кулаки. Локти его упирались в стол, и весь он был неподвижен и печален. Ибессилие перед свершившимся горем делало его взгляд еще более гнетущим и тяжким.
— Как это случилось? Почему? Почему он там жил? — Саша выпалила свои вопросы и снова зашлась рыданиями.
Павел Ильич молчал.
— Почему вы молчите? Ответьте же!..
— Вы та самая двоюродная сестра, у которой он прожил полтора года перед тем, как…
— Да, да! У кого же еще, у него больше не было никого! Андрюшка мой, Господи…
— Вы знали, что он был болен?
— Я догадывалась, что он болен, но в душу к нему не лезла, думала, если это серьезно, сам-то скажет. Он тогда сбежал от матери. Я же ехала, чтобы отыскать его и сказать, что его мать умерла, а выходит, и он через три дня после нее… Ой, Андрюша… Он чах после того, как ушел от матери, болел все время, но я думала, что это обычные болячки, он вообще с детства слабенький. — Она села и, продолжая всхлипывать, пожала плечами.
— У него был СПИД — синдром иммунодефицита, ничего нельзя было сделать.
— У Андрюши СПИД?! Откуда? Он же не…
— Да нет, конечно, никаких отклонений типа наркомании или гомосексуализма у него не было.
— У него и женщин даже вроде не было.
— Не знаю точно, Саша, но гланды были однозначно.
— Не поняла.
— Ему гланды удаляли года четыре назад, а ночью после операции было сильное кровотечение, пришлось делать переливание крови. Тогда и занесли с донорской кровью.
— Он мне не говорил… Может, и сам не знал тогда? — Саша силилась подавить рыдания.
— Нет, знал. Просто он не хотел превращать жизнь своих родных в кошмар, поэтому, когда узнал, что заражен, то переехал от матери к вам, а когда стал болеть, то ушел и от вас. Я помогал как мог, доставал лекарства, но чем тут поможешь?! В больницу он не хотел ни за что. И очень боялся повредить вашей личной жизни.
— Вот чудак! Какая там личная жизнь! Я вообще ни о чем думать целый год не могла, кроме как о том, куда он делся и где его искать. Записку только какую-то стремную написал с извинениями и уехал.