– Ну, орать-то та же Лизка, к примеру, тоже неплохо умеет… – заметила я.
– А я не про Лизку говорю, непонятно, что ли?
Так ясно выразился Слон, куда уж тут не понять, не полная же я дура! Только еще не решила, что со всем этим делать. Не до того мне.
Машины впереди тронулись с места, Слону уже сигналили сзади. Я заметила, что руки его дрожат.
– Ты не нервничай, – как могла мягко, сказала я, – конечно, тяжело было в детдоме, я же понимаю…
– Откуда тебе понять? – процедил он. – И главное, ведь вертолет был один, а смен – четыре! Им просто надо было в разные смены работать, чтобы не вместе летать. Так нет же – обязательно надо было вдвоем, на несколько часов расстаться не могли!
Я подумала, как же тяжко ему было в детдоме, если погибших родителей он вспоминает чуть ли не с ненавистью.
Машины снова остановились. Слон опомнился и взял себя в руки.
– Ну так все-таки что с тобой приключилось? – спросил он спокойно.
И только было я собралась облегчить душу, как пробка рассосалась, и мы поехали к нему.
Слон вставил ключ в дверь, повернул, и брови его удивленно поднялись.
– Что за дела? Я ведь точно помню, что запирал на два оборота…
Я напряглась: за последние сутки со мной столько всего стряслось, что всякие мелкие неожиданности воспринимались с испугом – как предвестие крупных неприятностей.
Слон, однако, открыл дверь и решительно вошел в прихожую.
Там горел свет.
– Кирюха, ты вернулся, что ли? – крикнул он в глубину квартиры.
В ответ донеслось что-то нечленораздельное.
Слон толкнул ближайшую дверь, и я увидела небольшую типовую кухоньку, довольно аккуратную, но безликую, как бывает там, где не чувствуется присутствие женской руки – все вроде лежит на своих местах, ничего не разбросано, но нет никаких милых мелочей, которые делают помещение человеческим жильем, – ярких прихваток, салфеточек и прочей необязательной ерунды.
Впрочем, все это я заметила во вторую очередь.
В первую очередь невозможно было не заметить огромного мужика, который сидел за столом ссутулясь, – широченные плечи, обтянутые серым свитером грубой домашней вязки, бычья красная шея, выглядывающая из ворота, нечесаные буйные рыжеватые волосы…
Перед этим мужиком стоял граненый стакан и две бутылки водки – одна пустая, другая только что начатая.
«Ну вот, – подумала я обреченно, – только этого алкаша мне не хватало для полного счастья…»
Кирилл поднял голову, и я увидела его лицо.
Это лицо напоминало разрушенный дом, из которого давно выехали жильцы, – такая на нем была написана пустота и безнадежность.
– Родька, садись, выпей со мной… – прорычал здоровяк низким, рокочущим голосом. – Ох, ты с девушкой… девушка тоже пускай выпьет… ребят помянуть…