Получасом раньше на площадку верхнего, шестнадцатого этажа поднялся человек в рабочей робе темно-желтого цвета с капюшоном. Капюшон закрывал ему не только волосы, но и часть лица. В руке у него был небольшой пластиковый чемоданчик для инструментов.
Он, не торопясь, достал из чемоданчика связку ключей и открыл распределительный щиток. Действуя большой плоской отверткой, он ослабил контактную пластинку одной из клемм и просунул под нее конец провода, также принесенного с собой. Закрепил пластинку и начал разматывать провод.
Из соседней квартиры вышла старушка с авоськой. Человек в робе отвернулся в угол, продолжая возиться с проводом.
— Опять какой-то ремонт, — забормотала старушка, старательно перешагивая через змейку провода. — Все ремонтируют, ремонтники, не дают покоя, Господи, прости меня.
Продолжая бормотать себе под нос, она ушла дальше, а человек в капюшоне открыл ключом техническую дверь лифтовой шахты, протянул туда провод и встал на выступ, идущий по внутреннему периметру шахты.
Внизу на головокружительной глубине двигался лифт. Человек в капюшоне прикрыл за собой дверь. В тесном пространстве шахты оглушительно стучали направляющие, по которым ходила кабина лифта.
Человеку в капюшоне долгое время пришлось ждать, прижавшись к стене и стоя в неудобной позе на узком приступке. Лифт передвигался внизу, не доходя до верхнего этажа. Наконец дождалась своей очереди и старушка с авоськой. Лифт поднялся на самый верх.
Еще не успели раскрыться створки кабины, как человек в капюшоне, держа в руке моток провода, спрыгнул на крышу лифта. Через широкую щель, проделанную кем-то рядом с плафоном, освещающим кабину, было видно, как старушка сердито нажала кнопку. Створки захлопнулись, лифт пошел.
— Ты представь себе, как обрадуются детишки в онкоцентре, — говорил Смирнову Юра. — Мы же еще подарки им везем. А врачи с ума сойдут, увидев томограф и прочее оборудование. Тысячи долларов! Ты их на месте уложишь с их-то нищетой. Добился успеха и перед законом чист.
Смирнов горделиво усмехнулся.
— Все-таки я предпочел бы остаться дома, — сказал он. — На душе неспокойно.
— А ты не вспоминай о том, о чем хотелось бы забыть. Прошлое — это прошлое, оно миновало. Ну, в конце концов, сходи в церковь, помолись, если по-другому не можешь.
— Кровь людей, которых мы убили, не замолишь, — вдруг сказал Смирнов.
Они вышли на площадку перед лифтом. Сквозь армированное стекло двери, ведущей через балкон к лестничному пролету, пробивался тревожный свет. Страх, как паутина, обволакивал Смирнова. Он беспокойно оглядывался, будто ждал, что вот-вот прямо из стены высунется дуло.