Идти ей просто некуда.
Она подтянула колени к подбородку и закрыла глаза. Ей необходимо было подумать. Она должна быть спокойной, должна рассуждать здраво, должна разобраться со всеми имеющимися у нее вариантами.
Сначала – факты. Стивен знает всю правду. При этой мысли она не сдержалась и тихо заскулила. Когда он повернулся к ней спиной, у нее было такое ощущение, как будто он выбросил ее из своего сердца. Раньше он просто злился на нее, а теперь он ее презирает. И больше никогда даже не взглянет в ее сторону.
Слезы, ручьем покатившиеся по ее щекам, стали падать на платье, натянутое на колени.
Он презирает ее.
Джиллиан схватила подушку и уткнулась в нее лицом. Подушка была прохладная и мягкая, и это почему-то успокаивало. Джиллиан обхватила ее руками и дала волю рыданиям.
В голове больше не было мыслей о будущем, не было планов, фактов или вариантов. Теперь все упиралось лишь в суровую правду, в сознание того, что Стивен презирает ее и, более того, имеет на это полное право.
Она была лгуньей, интриганкой и стервой – как раз в этом ее всегда обвиняла Аманда. И боль, которую она ощущала сейчас, была не более чем справедливой расплатой за это.
Очень скоро она услышит крики разъяренной графини, возмущенные оханья и причитания прислуги. И даже дворецкий Грили с его апломбом не выдержит таких новостей о ее вероломстве.
Затем они все ворвутся в эту дверь, начнут изливать на нее свою ненависть и кричать, чтобы она немедленно покинула дом. Ее выбросят на улицу без гроша за душой. Свадьба с Джеффри станет невозможной, помощь Тома – недостижимой, а дружба с прислугой – безнадежно разрушенной.
Но все это было неважно. Ничто не имело для нее большего значения, чем то, что Стивен повернулся к ней спиной.
Уткнувшись в подушку, Джиллиан вновь разразилась безмолвным плачем; тело ее конвульсивно дергалось, а несчастная душа захлебывалась в страданиях.
Что же ей делать?
Она не знала, сколько пролежала так, содрогаясь от рыданий. В конце концов глаза ее высохли и она постепенно начала воспринимать окружающий мир. Джиллиан почувствовала, что мышцы ее протестуют против неудобного положения, в котором она лежала на кровати. Затем она уловила запах свежеиспеченного хлеба, а с дерева за окном до нее донеслось веселое щебетание птиц.
Отголосков бури по поводу попранной дружбы она так и не дождалась.
Джиллиан подняла по-прежнему болевшую голову, затем медленно разогнулась и села на кровати. Платье было безнадежно измято, лицо болело, как будто с него содрали кожу, но звука тяжелых шагов людей, направляющихся сюда, чтобы выбросить ее на улицу, она не услышала.