— Так приходите вечером, — маняще прошелестел голос. — Я буду ждать вас.
— Вечером тоже не могу, — объяснил Фандорин и доверительно сообщил: — А чтобы вы не восприняли мой отказ как оскорбление, поясню, чем буду занят. У меня назначено свидание совсем иного рода, куда менее романтическое. В десять часов встречаюсь с князем Пожарским, вице-директором Департамента полиции. Представьте себе, в Петросовских банях. Смешно, правда? Издержки к-конспирации. Зато обеспечены конфиденциальность и полнейший тет-а-тет. Первый номер, самый лучший во всем «дворянском» отделении. Вот, сударыня, в каких экзотических условиях вынуждены встречаться руководители расследования.
— Тогда пока только вот это…
Она быстро сделала шаг вперед и, чуть приподняв вуаль, коснулась влажными губами его щеки.
От этого прикосновения Эраст Петрович вздрогнул, посмотрел на «сотрудницу» с некоторым испугом и, поклонившись, вышел.
Дальше статский советник повел себя еще чудней.
С Арбата заехал в Жандармское управление, однако безо всякого видимого дела. Попил кофею со Смольяниновым, окончательно превратившимся в телефонного оператора, ибо положение в большом доме на Никитской сложилось в высшей степени странное: все подразделения и службы действовали в чрезвычайном режиме, однако начальства по сути дела не имелось. Временный начальник князь Пожарский на месте не сидел, а если заезжал, то коротко — выслушать донесения адъютанта, оставить распоряжения — и снова исчезал в неведомом направлении.
Вспомнили покойника Станислава Филипповича, поговорили о раненой руке поручика, о дерзости террористов. Поручик придерживался мнения, что нужно проявить рыцарственность.
— Будь я на месте господина Пожарского, — сказал он горячо, — я бы не стал подсылать к этому Грину шпионов и провокаторов, а напечатал в газете: «Хватит охотиться на нас, слуг престола. Хватит стрелять в нас из-за угла и бросать бомбы, от которых гибнут невинные люди. Я от вас не прячусь. Если вы, милостивый государь, действительно, верите в свою правду и хотите пожертвовать собой ради блага человечества, то давайте сойдемся в честном поединке, ибо я тоже свято верю в свою правоту и для России не пожалею жизни. Так перестанем же проливать русскую кровь. Пусть Бог — а если вы атеист, то неважно, пусть Фатум или Рок — решит, кто из нас прав». Я уверен, что Грин на такое условие согласится.
Статский советник выслушал суждение молодого человека и с серьезным видом спросил:
— А ну как Грин к-князя убьет? Тогда что?
— Как что? — Смольянинов попробовал взмахнуть раненой рукой и сморщился от боли. — Кого в России больше, террористов или защитников порядка? Если бы Пожарский пал в поединке, то Грина, конечно, следовало бы беспрепятственно отпустить, это дело чести. Но на следующий же день вызов ему послали бы вы. А если бы и вам не повезло, то нашлись бы и другие, — офицер покраснел. — И у революционеров не осталось бы выхода. Уклониться от вызова им было бы невозможно, ибо тогда в глазах общества они потеряли бы репутацию людей храбрых и самоотверженных. И не осталось бы никаких террористов: фанатики погибли бы в поединках, а прочие вынуждены были бы отказаться от насильственных методов.