Грин и отвечать не стал.
— Что здесь? — спросил он. — Что с Аронзоном?
Игла постаралась взять себя в руки.
— Это начальник охраны Храпова. Я не сразу поняла, думала, из Охранного. Но те себя так не ведут, этот сумасшедший какой-то. Они еще с вечера здесь. Между собой разговаривали, я слышала. Этот, белобрысый, хотел сам вас найти. Всю Москву обрыскал, — ее голос стал тверже, глаза были еще мокрыми, но слезы уже не текли. — Квартира Аронзона все эти дни находилась под негласным наблюдением Охранки. Видно, после Рахмета. А этот, — она снова кивнула на мертвого штабс-ротмистра, — подкупил филера, который вел наблюдение.
— Зейдлиц, — пояснил Грин. — Его фамилия Зейдлиц.
— Филера? — удивилась Игла. — Откуда вы знаете?
— Нет, вот этого, — качнул он головой, досадуя, что потратил время на ненужную деталь. — Дальше.
— Вчера филер сообщил Зейдлицу, что у Аронзона была я и ушла с каким-то свертком. Филер пытался меня выследить, но не сумел. Я «хвоста» не видела, но на всякий случай свернула на Пречистенке в одну хитрую подворотню. Привычка.
Грин кивнул, потому что и сам имел такие же привычки.
— А когда филер рассказал Зейдлицу, тот с двумя своими людьми нагрянул к Аронзону. Пытал его всю ночь. Аронзон выдержал до утра, а потом сломался. Я не знаю, что они с ним делали, но вы сами видите… Он все время так сидит. Раскачивается и воет…
Из коридора вбежал Снегирь. Белый, глаза расширены.
— Дверь открыта! — крикнул он. — Убитые!
А потом увидел, что в гостиной, и замолчал.
— Дверь закрыть, — сказал Грин. — Тех перетащи сюда.
И снова повернулся к Игле.
— Чего хотели?
— От меня? Чтоб сказала, где вы. Зейдлиц только спрашивал и ругался, а бил вон тот, с засученными рукавами. (Смертельно бледный Снегирь как раз волок по паркету за руки агента в рубашке.) Зейдлиц спросит, я молчу. Тогда этот бьет и зажимает рот, чтоб не кричала, — она дотронулась до скулы и поморщилась.
— Не трогайте, — сказал Грин. — Я сам. Но сначала с ним.
Он подошел к невменяемому приват-доценту и коснулся его плеча.
С истошным воплем Аронзон распрямился и прижался к подлокотнику.
Распухшее, ни на что не похожее лицо смотрело на Грина единственным дико выпученным глазом. Вместо второго зияла багровая дыра.
— А-а-а, — всхлипнул Семен Львович. — Это вы пришли. Тогда вам нужно меня убить. Потому что я предатель. И еще потому, что я все равно больше жить не смогу.
Понимать его было трудно, потому что вместо зубов во рту у приват-доцента торчали мелкие, острые осколки.
— Они меня сначала просто били. Потом подвешивали вверх ногами. Потом топили. Это всё в ванной было, там…