— О, Господи, — вскричала она, и Брэм понял, что она заметила их только теперь.
Брэм посмотрел на нее темными горящими глазами, затем поинтересовался:
— А ты думала, что после войны я остался цел и невредим?
Маргарита словно окаменела. Она не была готова к такому ужасному открытию. Почему она не заметила их тогда, когда он поцеловал ее, в тот момент, когда он предложил ей выбрать из двух зол меньшее?
Он повернулся, попав в полосу света, и солнце осветило его старые раны.
— Ну, Маргарита? Тебя когда-нибудь интересовало, что случилось со мной? Тебе когда-нибудь приходило в голову, что я вернусь к тебе со следами сабельных ударов на спине?
— Мне сказали, что ты погиб, если ты помнишь.
Казалось, это действительно совершенно вылетело у него из головы.
— Ты плакала, когда узнала?..
Маргарита молчала. Как она могла объяснить эмоции, захлестнувшие ее в тот день? Боль, горечь, скорбь и, наконец, ужас от того, что он так и не узнал ту тайну, которую она хранила. Он никогда не узнает, что она родила сына. Впрочем, так, наверное, было бы лучше. Намного.
— Думаю, теперь тебе лучше уйти, — сказала она с достоинством.
— Нет. Мне нужен ответ.
— Я не отвечу тебе. Я собираюсь искупаться, пользуясь твоим замечательным предложением.
— Отлично, — он развалился на кровати.
— Тебе не кажется, что ты должен оставить меня одну?
Он отрицательно покачал головой.
— Я твой муж.
— Я бы хотела помыться в одиночку.
— Твои желания меня не касаются, — его глаза потемнели. — Снимай с себя одежду и помойся, Маргарита.
Она хотела возразить что-то, но благоразумно промолчала. Нетрудно было догадаться, что, судя по его взгляду и по его позе, он не собирается никуда уходить. Ему будет только приятно сорвать с нее остатки одежды и толкнуть ее в воду. Но она не доставит ему такого удовольствия.
Маргарита опустила руки, и ее платье соскользнуло на пол, образовав гору кружева, шелка и атласа. Его нож испортил весь наряд. Он не задел ничего, кроме шнуровки на платье.
Она стояла, затаив дыхание, в полной тишине, пока взгляд Брэма блуждал по ее обнаженным плечам, по ее груди, трепетавшей под тонкой тканью, по ее панталончикам.
Переведя дыхание, Маргарита расстегнула крошечные перламутровые пуговички на корсете и сняла его. Затем скинула панталоны. Когда она выпрямилась, на ней была лишь пара тоненьких панталон, сорочка и малый корсет.
— Ты изменилась, — пробормотал Брэм, обращаясь, скорее, к себе, нежели к ней.
Она не отвечала — Брэм не заметил, что эти изменения ее тела вызваны рождением ребенка. Маргарита расстегнула корсет. Когда ей осталась пара пуговичек, Брэм внезапно потерял самообладание.