.
А потом по умному исчезнуть, свалив «за бугор»[19]. Где самореализоваться. Тот кто владеет информацией — владеет Миром. А у меня была информация о будущем. Стратегическая. До момента кончины.
От столь захватывающих перспектив шли пупырышки по коже, Лазарь Донской начинал довольно пускать слюни, болтать в воздухе ручками с ножками и агукать (я вам всем покажу, курвы!).
Как известно каждому оперативнику, следователю или прокурору, успешная реализация любого плана кроется в точно выверенных деталях.
На первом этапе для меня таковыми были: глубокая конспирация, активное биологическое развитие и воссоздание в памяти всех случившихся в мире важных событий конца двадцатого — начала двадцать первого веков; на втором, превращение в ребенка — индиго[20], со всеми необходимыми мне последствиями.
Как говорится в современной русской пословице «куй железо не отходя от кассы», что я и принял к исполнению.
Для начала стал требовать больше каши, начиная орать, когда пайковая заканчивалась. Усатая нянька, ее звали Петровна, как правило бурчала «перебьешься» и требование не выполняла. А вот молодая — Люся, наоборот.
— Кушай, кушай маленький, — ласково говорила она, меняя опорожненную бутылочку на полную. — В этой жизни надо быть сильным.
— М-м-м, — довольно чмокал сирота, высасывая дополнительные калории.
Результаты не замедлили сказаться. Я активно набирал вес с ростом, что регулярно отмечалось на осмотрах.
— Шахтер будет, или металлург, — заявлял Лев Ильич (он же Айболит), и одобрительно шлепал объект по голой попке.
— Вот уж хуюшки, — хитро узил я глаза, пытался уцепить его ручонкой за бороду.
А когда просыпался по утрам, под пение Гимна из радиоточки в коридоре, выполнял комплекс укрепляющих мышцы упражнений. Благо ночная нянька всегда куда-то исчезала, а собратья по сиротству мирно сопели носами в своих кроватках.
Как итог, по достижении шести месяцев меня перевели в ясельную группу, где поползав три дня, я встал на ноги, а на четвертый сцепился за погремушку с годовалым орлом. Нянька вовремя растащила.
Здесь же я впервые влюбился. В девочку Таню, старше меня месяца на три. Она была с золотистыми волосиками, голубоглазая и всегда грустила. Стоя в стороне или сидя на паласе, сложив на животике ручки.
Как знакомиться я знал, для чего спер из кармана задремавшей воспитательницы шоколадную конфету (нам таких не давали, только по праздникам карамельки), проковылял к Тане и сунул ей в ладошку, — ня!
— Оля-ля, — удивленно вскинула девочка бровки, рассматривая подарок, затем развернула пальчиками бумажку, откусила половину, а вторую протянула мне. Что-то чирикнув.