Затем, минут через пять, Зевахин толкнул в бок апатично жевавшего Харина, — налей! тот набулькал им по винному бокалу водки, и однокашник принял эстафету.
Для начала, качнувшись, он взделся над столом, заорав «Товарищи офицеры!».
Почти все мужчины, бывшие в прошлом и настоящем таковыми, поднялись, и Саня тоже выдал речь. О том, как мы учились в ВКШ[4], а потом служили операми в КГБ. Где я поймал шпиона, а другие нет. Такое действительно имело место, и ту разработку даже изучали в нынешней Академии ФСБ. Что мне было, естественно, лестно.
— Так пусть же ловит их и там! — ткнул бокалом в потолок Зевахин. Все удивленно переглянулись, но выпили. С генералами, даже отставными, не спорят.
Постепенно обстановка разряжалась: принесли горячее, активнее зазвенели приборы, где-то прошелестел смех и про меня забыли.
Ну вот, — возникло в душе чувство горечи. — Умер Максим и хрен с ним. Обидно.
И тут мои печальные размышления прервала песня.
Ой, да не вечер, да не ве-ечер,
Мне малым мало спалось,
Мне малым мало спало-оо-сь,
Ой, да во сне привиделось!
обнявшись и уткнувшись лбами друг в друга, затянули ветераны контрразведки.
На них тут же зашикали, певцы вернулись в реальность и потребовали дичь. Как в том фильме.
Дичи не было, им положили утки с яблоками, что старых приятелей вполне устроило.
Я же почувствовал какой-то дискомфорт и беспокойно заерзал в листьях. Через минуту он сменился чувством усиления невесомости, а в следующий момент я увидел под собой уплывающий вниз зал, потом зеленую крышу кафе и макушки высоток.
Все убыстряясь, душа неслась в небесную синь, завинчиваемую в спираль, в гибельном восторге и свисте ветра.
— Р-а-а..! — освобождено вопил я, исчезая в пространстве.
Глава 2. Встреча с Творцом и ее последствия
Вот уже несколько минут, как я плыл в космосе.
Далеко внизу, во времени, голубела оставленная Земля, по орбитам скользили Марс с Венерой, сквозь туманность Андромеды по Млечному пути куда-то проносились метеориты.
Что было впереди, я не знал. Те жмурики, которых врачам удалось вернуть назад, долетали до чего-то непонятного. А потом назад. И давали интервью путано. Или вообще ничего не помнили, поскольку им отшибло память.
В этой связи я чувствовал себя аргонавтом. Вроде Одиссея. Но без «Арго»[5] и вселенского масштаба.
С каждым парсеком[6] космический холод спадал, мне становилось уютно и тепло, по курсу наметилось какое-то свечение.
Когда я приблизился к нему, то увидел, что это облака душ, таких же как моя. Неприкаянных. В бесконечности они стали видимыми, имели абрисы