Румянец на скулах Глеба чуть сгустился.
- Неизвестно, кого жалеть! Может быть, тех, кому недоступна поэзия теорий, идей, экспериментов. Простите, но я хочу задать вам прямой вопрос: за кем следует в наше время современная жизнь - за художниками и поэтами? Можете вы это утверждать? Назовите поэта, писателя, который ведет за собой народ. Не назовете? Эпоху делают те, кто создает спутники, атомные ледоколы, синхрофазотроны...
- Эпоху делают идеи - идеи коммунизма! - горячо воскликнула Марфенька.
- Идеи! Но ведь это чистейший идеализм, ваше утверждение,- с чуть утрированным ужасом возразил Глеб.- Коммунизм - это высокая техника плюс электрификация всей страны.
- Коммунизм - это, в первую очередь, высокие чувства,- рассердилась вконец Марфенька,- а техника необходима лишь для того, чтобы освободить человеку больше времени, облегчить жизнь - и только.
- Мы хотим быть хозяевами Вселенной...- начал Глеб.
- Неправда! Это, может, империалисты хотят все завоевать, даже другие миры. Наука хочет познать космос, а при чем здесь "хозяева" - слово-то какое противное!
Христина сидела молча, она никогда бы не решилась вмешаться в спор, хотя у нее были кое-какие мысли на этот счет. ("Жива душа, жив бог! Остальное от лукавого".) Она старательно подкладывала всем в тарелки и краснела. Свет от тяжелой, с хрустальными подвесками люстры играл на хрустале и фарфоре стола, тугой накрахмаленной скатерти, лакированной мебели, лысеющем лбу Евгения Петровича, на заграничных клипсах Мирры. Перед глазами Христины словно стояла сетка. У нее это иногда бывало, не то от малокровия, не то на нервной почве. В то же время ей было так хорошо. Она сидела, словно хозяйка, за столом, все к ней обращались так вежливо: "Христина Савельевна, пожалуйста", и ни одного грубого слова - она так всегда боялась грубости, бессердечия, жестокости. Такие добрые, хорошие, воспитанные люди! Марфенька была слишком резка, но она еще молода. Понемногу образуется среди таких людей. Они вели ученый спор, но никто не повышал голоса, не сердился. Время от времени Христина бросала робкий взгляд в сторону Глеба. Очень ее поразил чем-то Глеб Львов.
- Хватит споров, друзья! - решил Оленев.
Он сам открыл бутылку шампанского и предложил первый тост:
- За советскую науку, которой мы служим верой и правдой!
- За великую технику коммунизма! - провозгласил Глеб.
- За хозяина этого дома! - кокетливо улыбнулась академику Мирра.
Пока Марфенька слушала эти разноречивые тосты, бурно пенящееся шампанское осело, и его осталось совсем чуть-чуть на дне бокала.