— Порфирий, сходи в землянку, соли принеси, кончилась, — услышал Матанин голос одного из них.
— Щас! Ослобоню брюхо и схожу! Задолбала уже эта каша, говорил, надо было стрелить и коня у этих разбойников!
Матанин и по голосам уже понял, что это именно те, кто был на злополучной поляне. Он проследил за ушедшим — тот привел его к недалеко расположенному старательскому стану. «Вот здеся мы вас, голубчики, и накроем!»
Эта ночь стала последней для старателей, Никифоров не пощадил никого. Ворвавшись ночью в землянку, стреляли вслепую по нарам, спящих. Не ждали их, к горю своему, золотишники. Забрав из уже знакомого сундучка намытое золото, не дожидаясь утра, возвращались в село. Ехали медленно по ручью. Молчали. Кони спотыкались на валунах, то и дело упирались в стволы поваленных деревьев.
— Стоп, здеся до рассвета переждем, — распорядился Никифоров, поворачивая коня на берег.
— Надо было бы кого живым приволочь! Выведать, кто на нас клепает! — бросил Косых, когда пламя костра осветило поляну и лица устроившихся на отдых подручных.
— Доставай-ка чарки из мешка, закусим, мужики, помянем Семена Карева, этим варначьем убиенного. Мы в долгу не остались, другим наука будет — супротив нас пришлым голову поднимать! — оставив без внимания слова Косых, сказал Никифоров.
Хмурились мужики, принимая чарки из рук Косых. Пили горькую, поминая Семена, а на душе тошно было — то не медведя в берлоге валили. Души человечьи губили. Но водка обжигающе пронеслась по жилам, залила угрызения и смуту в душе. Загорелись глаза, когда при свете пламени замерцал в струе золотой песок. Ровно половину отмерил Никифоров на дележ, долю Семена Карева из своей половины выделил-то родителям его в споможение!
— Справедливо, — рассудили мужики и второй тост подняли за своего хозяина.
Однако, как ни пытался Косых к осени, не пошли больше в набег на старателей. У каждого объявилось столько причин к отказу, что и придраться не к чему и заставить нельзя. Степан Матанин, который ездил вместе с Косых, хитро улыбаясь, заметил:
— Не пойдут они больше старателей зорить с тобой, головой рисковать не будут ради Никифорова кошеля. Тогда пошли, знать не думали, что ты кровь пустишь. Потом пошли за Сеньку отомстить. Теперь не пойдут.
— Так крест же целовали! Клялись!
— Крест целовали, верно. Но одно дело заставить варначье пришлое добычей делиться, а другое — воевать на живот с ними. Головы под пули подставлять чего ради? Чтоб потом с оглядкой в своей тайге ходить? Побили мы энтих, да на поляне тогда их втрое больше было, прознают все одно рано или поздно! Мы-то у них как на ладони были, а вот кто они — мы не ведаем, потому от каждого старателя, что из тайги пойдет, можно нож под ребро получить и знать не будешь, кого опасаться. Повременить надо. Куда они денутся, все одно свое возьмем! Не мытьем, так катаньем!