Тут, на свежем воздухе, понятно, уже не действовали чары ядовитого сладкого зелья, курившегося в амфитеатре на жертвеннике. Но, по-видимому, девочки, обреченные в жертву Индре, были предварительно опоены другим снадобьем: они весело перекликались звонкими голосами, они беззаботно хохотали или пели.
Выждав появление какой-нибудь большой льдины, гребцы цеплялись за нее баграми, и тогда обреченные на гибель дети с серебристым смехом покидали челн, вскакивали на льдину, схватывались за руки, становились в кружок, начинали плясать.
Светозарный бог наш, Индра!
Мы плывем тебе навстречу.
Мы идем к тебе с вестями.
Что верны тебе доныне
Дети Света, — племя Мэру!
Они пели, эти несчастные, и по мере того, как льдина, увлекаемая бурным течением к востоку, удалялась от берега, все слабее и слабее доносился звук их голосов, замирала их песня.
А на берегу стояла тысячная толпа и следила за уплывающими в вечность существами…
Но довольно, джентльмены: я не могу больше говорить об этом…
Не помню, как и когда мы вернулись в нашу камеру. Должно быть, как реакция против действия жертвенного зелья, наступил глубокий сон.
Сколько часов длился он, я решительно не умею сказать, да это и не важно.
От сна этого меня разбудили весьма чувствительные толчки. Оказалось, это — Макс.
Взглянув на него, я поразился: Макс успел уже бросить усвоенный нами костюм «людей света» и оделся, как раньше, в меха, преобразившись в типичного зверолова ледяных полей. Таким же точно звероловом был уже одет и Падди.
— Скорее, скорее! — кричал на меня Макс. — Вот твои лохмотья. Одевайся моментально, иначе все погибло.
— В чем дело? — вскочил я.
— Старый «хранитель тайн» или «великий единый» уснул вечным сном. Его место занял Ту-Ваи. Завтра с нами будет то, что было сегодня с несчастными семьюдесятью мальчуганами: решено заставить нас драться друг с другом на потеху любителям кровавых зрелищ. У них разыгрался, по-видимому, аппетит. Но наш старый друг сдержал свое слово, предупредил. Его посол только что был тут. И знаешь, кто это? Никогда не догадаешься.
— Не стану ломать себе голову, — ответил я, торопливо одеваясь. — Важно улизнуть из ловушки, и только…
— Представь, это — мать Энни, та самая женщина, которая…
— Которая тогда в центральном зале кричала, увидев Энни?
— Ну, да. Энни, оказывается, тоже присуждена к смерти. Мать хочет избавить ее.
— Так что бежим все вместе?
— Разумеется. Но ты готов?
В это мгновение послышался осторожный стук в дверь, и в комнату вошла высокая, статная женщина в обычной одежде «детей света». Ее прекрасное лицо было бледно, под глазами ясно виднелись черные круги. Она вела, обняв за талию, Энни, тоже уже переодевшуюся из кисейных одежд в меховой костюм эскимосов.