– Тебя здесь знают.
– Да. Это Барби.
– Странное имя для тайки…
– Ничуть. Настоящим именем, наам монгкхон, их в обиходе не называют, чтобы обмануть злых духов. Имя – это серьезно, его долго выбирают, советуются с монахами, астрологами… А прозвища, чы лен, дают постоянно, в детстве одни, позже другие. Это может быть связано с характером, или внешностью, или событием. Так что Барби ничуть не страннее, чем, например, Пепси. Я знаю одного Пепси, он рыбак.
Когда они сели за столик, Марина заметила:
– Обычно ты всегда садишься лицом к залу.
– Обычно ты тоже, – улыбнулся Павел. – Потому что нам обоим нравится наблюдать. Но сегодня все мое внимание сосредоточено на тебе. Что будешь заказывать?
– Ты завсегдатай. Закажи мне что-нибудь на свой вкус.
Пока Павел болтал с беременной Барби, Марина глядела на соседние столики. Слева, через проход, вели беседу кустодиевские дамы и их худые мужья, давно уже в душе философы-стоики. Прямо, за бамбуковой перегородкой, три сильно обгоревшие американки корчили друг другу гримасы и громко хохотали. Тихо дрожало «Болеро» Ровеля в гитарном переложении, тягучее и нескончаемое.
– Жаль, никто из импрессионистов не бывал в Восточной Азии, – проговорила Марина, когда официантка отошла. – Лотреку или Сера наверняка понравилось бы. И краски, и лица. «Субботний вечер в кафе «Красный лук», «Разносчик цветов»…
Павел тут же подозвал торговца, носящего между столиками охапку красных роз, и купил одну для Марины:
– Это тебе. Со стороны все совсем не так, правда? Только искусствоведы задумывались над тем, какие драмы таятся за лицами на портретах импрессионистов. А про лица на пляже Таиланда никто особо и не размышляет. Со стороны наша встреча – всего лишь начало курортного романа у моря. Со стороны ты беззаботная русская туристка, а твоя подруга – богатая пенсионерка. Я сидел поодаль и не слышал ее рассказа, но по вашим лицам догадаться, что история грустная, было несложно.
– Да, невеселая. Мне кажется, на свете нет историй с хорошим концом.
Марина не стала переспрашивать, как выглядит их встреча в его глазах, если не началом курортного романа.
– Но есть с хорошим продолжением, – пожал плечами Павел. – Слышала, как к смерти относятся в Бутане?
– Я даже не очень помню, где это.
– Сразу за Индией. Мудрые призывают людей думать о смерти пять раз в день… И знаешь что интересно? Там встретишь больше счастливых людей, чем, например, богатых. Может быть, мы просто не умеем жить?
– И под «мы» ты, конечно, подразумеваешь только меня, – фыркнула Марина. – Вот только не надо. Знаешь, я несколько раз училась жить заново! Это ведь не так просто, как некоторые считают. И, согласна, это в нас не врожденное – умение жить. При любых обстоятельствах, я имею в виду. Когда все хорошо, любой дурак сможет. Я училась жить, когда умер папа и все, к чему я привыкла, все, что окружало меня с рождения, рассыпалось прахом. Когда утром я едва могла встать с кровати, потому что в соседней комнате рыдала в подушку мама и думала, что я не слышу, и мне приходилось делать вид, что я не замечаю ее заплаканных глаз, папиных ботинок в прихожей, его куртки на крючке, его хоккейных коньков и коллекции деревянных солдатиков. Потом я училась жить, когда Васька ушел в армию. Любить всегда больно, а в первый раз особенно. Много лет прошло, но я очень хорошо помню. У меня будто сердце вынули. В те дни мне казалось, что разлука – едва ли не большая рана, чем папина смерть. Потому что родителей мы любим ровной любовью, не понижая и не поднимая градуса. А любовь к мужчине – она другая. Острая, горящая. Вареная картошка, которую надо непременно удержать в руках, а ладони уже и так обожжены до волдырей… Потом я училась жить с маминой болезнью. Видя, как она угасает, как вместо нее появляется кто-то чужой, злое чудовище, как в сказке, принявшее облик моей мамы и уже искажающее ее изнутри. И каждый раз я заставляла себя встать с постели, улыбнуться соседке, посчитать сдачу в магазине, досидеть до конца лекций, сдать экзамен, позвонить подруге и поболтать с нею ни о чем. Потому что так делают люди. Потому что в конечном итоге это и есть жизнь. Она состоит из бессмысленной череды дней, которые надо хоть как-то расцветить, чтобы со скуки не помереть. Оттого люди и заводят семьи, оттого и ищут дело всей жизни…