Алиска разглядела прямоугольники электрического света – значит, деревня близко. Она попыталась растолкать Шурку, но не получилось. Лошадь, почуяв близость человеческого жилья, пошла быстрее, вскоре девочка спрыгнула в снег и заторопилась по протоптанной дорожке к своей избе. Она уже не думала о рыжем, о том, что человек может замерзнуть холодной ночью насмерть, это было делом самого взрослого мужика, да и кобыла всегда довезет его до дома в Степачево, туда, где тепло и хоть сена клок имеется.
– И что так долго? – с недовольством в голосе поинтересовалась бабушка. Если точнее, она не бабушкой была Алиске, а прабабушкой. Алискину бабушку уже лет восемь как задрали бродячие собаки или волки. Так же зимой припозднилась, шла из Судогды почти ночью, ну и попала… к друзьям человеческим. – Где была? – спросила баба Ксения. Она хоть и в прабабках числилась, но лет ей всего-то без году шестьдесят стукнуло. Она в пятнадцать лет родила Алискину бабку, Пелагею, пошедшую на корм диким животным, которая много до того, в пятнадцать же годов от роду, также принесла миру дочь – мать Алиски, Ирку Капронову, а последняя так и вовсе в четырнадцать разрешилась. И все девки!
В ответ на бабкины вопросы Алиска, как обычно, отвечала что-то неопределенное, не имея желания продолжать один и тот же постылый разговор про школу и будущее, быстро переоделась в домашнее и, взяв пустое ведро, отправилась доить корову Глашку.
Вернулась через полчаса с надоем и, не ставя ведро, поглядевшись в зеркало, заметила на лбу целую россыпь назревающих прыщиков.
– Чего так мало? – Неслышно подошедшая бабка заглянула в ведро. – Литров восемь всего? Али того меньше!..
– Че подкрадываешься, как привидение! – рассердилась Алиска и на Ксению, и на юношеские прыщи. – Корми Глашку лучше, она и доиться прилежнее станет!
– Не учи ученого – съешь говна печеного! – отсекла бабка. Она забрала из руки правнучки ведро и через марлю процедила молоко в трехлитровые банки. Получилось три неполные. – Творога выйдет полкило и по пол-литра соседям. Денег – на хлеб да на пачку рожков, если завезут.
– Сядешь на диету, – съязвила Алиска. – Ща модно.
– А ты в погреб отправишься! – не уступала бабка.
– С какого перепугу?
– Чтоб хамничать охоты не было! И жрать вечером не дам!
– А я к участковому, Дыскину. Не имеешь права! Оформила опеку – обязана кормить. Не то по закону ответишь.
От такой неслыханной наглости бабка Ксения чуть банку с молоком не уронила, но капитал все же удержала и ответила едко:
– Вот и мать твоя такая же росла, дерзкая да до мужиков охочая. А где мужики, там враки и алкоголизм. Сгинешь, как и мамаша твоя!