Однажды, вместо того, чтобы уйти, как обычно, в джунгли, он спрятался в кустарнике, наблюдая за входом в жилище. Ждать пришлось долго. Хуан уже хотел покинуть наблюдательный пункт, когда на тропинке, ведущей к хижине, появилась невысокая стройная женщина. Она была недурна собой. Как только она скрылась в хижине, Хуан ринулся за ней. Увидев его, девушка вскрикнула и выронила сосуд с водой. Секунду-другую они стояли друг против друга. Потом девушка стремительно бросилась к выходу, и когда Хуан вышел из хижины, на тропинке никого не было.
Он вернулся в хижину. Не пригрезилось ли ему все это? Но, увидев брошенный сосуд, он решил, что поведение юной дикарки вполне логично. Точно так же, увидев его, вели себя и другие женщины деревни. Он улыбнулся, подумав, что кожа этих дикарей светлее кожи его, Хуана. Но в сознании их он навсегда останется бледнолицым. Вообще, это было странное племя. Хотя вряд ли слово «странное» здесь уместно.
С первого взгляда видно, что это не те несчастные потомки храбрых инков, населявших земли от Индийского океана до Атлантического, которых тысячами истреблял Писсаро, а другое, может быть, не известное науке племя. В лицах людей этого племени явно присутствовало наличие негритянской крови, хотя эти, типично негроидные черты, значительно смягчались наличием индейской крови, от чего женщины, несомненно, выиграли. Многих из них можно было назвать миловидными. Правда, этого нельзя было сказать о мужчинах: они были атлетически сложены, а в индейских племенах — настоящих индейских племенах — это было редким исключением. Кстати, если уж и говорить о разнице в облике потомков инков и людей этого племени, следует сказать, что по цвету кожи они сильно отличались друг от друга. Если кожа индейца чуть отличается от кожи белого человека, то индейцы этого племени имели цвет светло-коричневый, такой, как у любителей пляжей Рио. Еще следует добавить, что эти «индейцы» были на очень низком уровне развития. Здесь вовсю процветал каннибализм. Хуан вспомнил рассказ одного старика, у которого он жил около месяца, скрываясь от полиции.
«Это страшные ребята, Хуан, — рассказывал тот. — Они едят человеческое мясо. Дикари свирепее ягуаров: у них нет ни Бога, ни закона; они не знают, что такое добродетель. Туземцы поклоняются дьяволу, которого представляют в виде какого-нибудь животного или змеи, и говорят с ним. Если они берут кого-то в плен, то четвертуют пленника и съедают беднягу, орошая себя его кровью. Едят с большой поспешностью, даже не дав хорошо провариться. Женщины смазывают кровью пленника соски, чтобы младенцы сосали материнское молоко вместе с кровью жертвы. Все это они делают с великим ликованием. Дикари едят человечину, считая, что мясо придаст им силы. Если во время мучений жертва издает крик или стонет от боли, дикари разламывают его кости и с презрением выбрасывают в поле или в реку. Но если мученик все стерпит, то, разумеется, мясо его все равно съедают, но кости сушат на солнце. Затем их относят на вершины гор и поклоняются им, как богам. До этого не могли додуматься даже инки».