Мы сидим на кушетке в ряд. Эшлинг пробегает кончиками пальцев по тыльной стороне моей руки от запястья до локтя. Мы играем в эту детскую игру, когда закрываешь глаза и пытаешься остановить другого как можно ближе к локтевой складке. «Стоп», – шепчу я, когда она уже там, где кожа совсем тонкая. Она прижимает вену, где бежит моя кровь, впивается ногтями. А потом, как обычно, не останавливается. Потому что можно играть и так.
Помню все эти игры, смысл которых лишь в том, что ты отчаянно, страстно хочешь контакта. Ты с ума сходишь по этому, хотя и не отдаешь себе отчета. Ты еще ни с кем не трахалась и не представляешь, каково это, просто хочешь, чтобы кто-нибудь, неважно кто, тебя касался. Трудно просить о том, что тебе нужно.
Мы хотим такого, просить о чем чертовски неловко. А с Эшлинг все так просто. Она меня ни о чем не просит. Она сама предлагает, предлагает, предлагает, а я беру, беру, беру. И нет конца тому, сколько она дает, и тому, сколько я поглощаю. Если бы захотела откусить от нее кусок, прожевать и проглотить, она бы мне точно разрешила.
Иногда, когда я глажу ее кожу, меня охватывает пугающее чувство, объяснить которое я не в силах. Похоже на ярость, но не совсем, скорее голод, чем страсть. Хочу оставить на ней метку, погрузить зубы в ее нежную безупречную кожу. Как-то раз я и правда чуть не укусила ее. Сумела остановиться, но удержаться удалось с трудом.
А Эшлинг понравилось! Потом она пыталась меня обнять, обхватила меня своими тонкими руками и притянула к груди. Видно, думала, нечто похожее случилось и с моим отчимом. Но я-то знаю, что она ошибается.
И вот мы сидим на кушетке, я делаю вид, что смотрю фильм, а сама гляжу на Эшлинг, и она улыбается, и глаза у нее глуповато-мечтательные. Чувствую, за нами следит Джун. Интересно, понимает ли она, как мало значит для меня это удивительное создание? Как мало значит кто-либо другой?
Эван поворачивается к Джун.
– А ты видела другие его фильмы? – Он кивает в сторону экрана. Джун качает головой. – Они классные. Тебе должны понравиться.
Похоже, он на нее запал. Жаль, хотя и приятно. Я немного ревную, но это всего лишь инстинкт.
Откидываюсь на спинку и перестаю смотреть на экран, забываю о времени.
Фильм скоро кончится. Джун не по себе – ощущаю ее неудобство как свое. Ее мучают вопросы: что будет сейчас, что потом, кто эти люди. Вопросы роятся в ее милой головке. Она нужна мне, чтобы не бояться. И верить, что все в порядке. Ради нее я должна быть стабильной, хотя, если честно, я в ужасе.
То, что выглядит прочным, на самом деле сделано из тончайшего стекла. То, что выглядит крепким, в любой момент может хрустнуть и превратиться в прах. Так тяжело жить, веря в это, но это