Мои спутники не были исключением, Веника так вообще потряхивало весь вечер. Эта ночь вообще началась странно, Семеныч и Али́ксий вместо ожидаемого недовольства, нотаций в лучшем случае и пребывания запертой в своей комнате в худшем, были предельно вежливы и оживлены. Мохнобровый поклонился, стоило мне выйти в гостиную, гробокопатель показал большой палец, но так и не пояснил, что вызвало такое горячее одобрение. Пашка не появлялась.
Наша последняя ночь в серой цитадели, свадьба, заканчивающаяся смертью новобрачной под восторженные аплодисменты гостей. Под утро мы возвращаемся в Юково, староста просил собрать вещи заранее.
— Почему ты не с семьей? — из-за спинки кресла вышла Тамара, с таким же бокалом в руке, как у меня.
— С семьей?
— Брось, — девушка, или вернее демон в прекрасном облике, — от тебя за версту несет Седым. Поверь, ваша близость ни для кого не секрет.
— Вот почему все сегодня такие предупредительно-вежливые, — буркнула я, а она развела руками.
— Так почему? Твое место там.
— Твое тоже.
Мы замолчали, и, словно ожидая этой паузы, замок вздрогнул от пола до потока, содрогнулся от крика, рева топы, выплеснутой силы. Первая кровь пролилась на алтарь.
— Твоя дочь там.
— Знаю, — я сделала большой глоток.
— Седой очень высоко ценит ее, у нас это редкость, — она отсалютовала бокалом.
— Что тебе от меня надо? — прямо спросила я.
— Сама задаюсь этим вопросом, — девушка села напротив. — Ты похожа на редкую диковинку, которая и притягивает и отталкивает одновременно.
— Как определишься, дай знать, если не трудно, — попросила я без всякой иронии.
Стены вздрогнули снова, и графит на мгновение налился ярким светом, все его слюдяные вкрапления одновременно вспыхнули. Исступленные вопли, восторг от чужой боли. Я поморщилась.
— Не любишь смерть? — тут же поинтересовалась Тамара. — В нашем мире это может стать проблемой.
— Уже стало.
— Почему тебе так тяжело? Ведь это не твоя смерть?
— Помнишь свое первое убийство? — поинтересовалась я, нисколько не сомневаясь в ответе.
— Да, — она смутилась, будто я ее о первом поцелуе спросила. — Боюсь, вышло не слишком чисто и красиво. А ты?
— У меня так ни разу и не получилось, — у нее подобное откровение вызвало тяжкий вздох, а у меня улыбку. — Были моменты, когда я этого очень сильно хотела, и все же… — я окинула взглядом пустой зал, половина музыкантов оставила инструменты и ушла во вполне ожидаемом направлении. — Я видела смерть. Близко. Я помню все, до мелочей. Помню, с каким звуком ломается шея, видела, как застывают глаза, знаю, как легко и бесшумно нож, зажатый в опытной руке, входит в тело, знаю, как пахнут кровь и внутренности, как чужеродно белеют срезы костей, среди того, что когда-то было человеком. Я рада бы забыть, но по ночам оно все равно возвращается. Я человек, я выросла в мире, где это вызывает ужас, где, увидев смерть, ты не забудешь ее никогда, не сможешь, — я одним глотком допила вино, уже жалея о нахлынувшей откровенности, но все же решила закончить. — Так что я стараюсь не пополнять коллекцию воспоминаний, она и так непозволительно обширна. Когда есть выбор, я предпочитаю отвернуться.