— Я знаю этого Шульца. Прекрасный малый и скверный архитектор, хотя и профессор. Его постройки всегда стояли недолго, то стена рухнет, то свод обрушится.
— Так почему же ему доверяют строительство? — спросил удивленно государь.
— Другого нет, — развел руками граф Тизенгаузен. — А для нас и этот слишком хорош!
Александр очень смеялся этой шутке, но все-таки неприятный осадок в душе у него остался.
Барон Беннигсен, длинный, как шест, и важный, словно статуя командора, вдруг изволил сообщить:
— Государь, я видел, как он врывает круглые бревна, которые должны были поддерживать крышу, и заметил ему, что, на мой взгляд, он не глубоко их закапывает. «Я укреплю их вместе с крышей, — сказал мне Шульц. — Замаскирую зеленью и устрою над ними капители из цветов каштана». Я подумал, что это будет красиво, а в остальном я, верно, недостаточно понимаю…
Государь лишний раз подивился его хладнокровию. Не зря кто-то говорил, что генерал хладнокровен, как черепаха.
— Ну и где же сам архитектор? — спросил император.
— Наверно, с отчаянья в Вилии утопился, — сообщил барон Беннигсен. Во всяком случае, на берегу нашли только его шляпу.
Император не поверил в эту версию, он не сомневался, что все это были происки врагов, и решил не поддаваться обстоятельствам.
— А пол цел? — поинтересовался император.
— Пол из наборного паркета цел, только завален обломками, — доложил де-Санглен.
— Немедленно очистить, мы будем танцевать под открытым небом.
И вот сегодня этот бал должен состояться. Что-то судьба ему еще готовит… А все-таки не верится, что архитектор Шульц утопился. Верно, сбежал за Неман, к Наполеону.
Всякий бал в то время начинался с польского. На паркетном полу в саду, в окружении колонн, которые остались торчать на развалинах, только убранных цветами, дамы, в ожидании польского, поглощали десерт. Сплетня о том, что государь приобрел имение, всех взволновала. Говорили об этом полушепотом, патриотично настроенные дамы были уверены, что по приходе Наполеона, а в этом ни у кого не было сомнения, и по обретении Литвой независимости, государь лишится своей собственности. Удивлялись предусмотрительности барона Беннигсена, предпочтившего наличные деньги имению в пограничной провинции в такой час, знавшего, что Наполеон не забыл ему свое почти что поражение в сражении при Прейсиш-Эйлау.
— Говорят, государь заплатил ему золотом, — шептались дамы и оглядывались, ища глазами барона.
Высокая, тощая фигура барона Беннигсена торчала своей маленькой седой головкой с огромным, будто не для нее, носом над всеми. Престарелый генерал высматривал, казалось, даже вынюхивал прибытие государя, чтобы броситься ему навстречу.