-Мама! Это же я Франц!— воскликнул он. — Вы меня не узнали? Где Вера, мама? Я приехал к ней и хочу ее видеть.
Глаза Ольбрихта выражали недоумение и покорность. В эту минуту он совсем не выглядел тем лощеным и бравым офицером Вермахта, каким его помнила Акулина с 41 года.
-Я вас узнала,— смутилась мать. — Но вы... вы фашист, хотя и в красноармейской форме. Уходите отсюда, пока вас не схватили русские солдаты. — Акулина хотела приподняться со стула, но не смогла. А только застонала от боли в ногах, проколотых штыком. А затем в отчаянии прохрипела: — Уходите Франц, я ни хочу вас видеть. Вы столько принесли нам горя. — Плечи матери задрожали и, она заплакала, тихо, болезненно, страдальчески.
-Мама!— растерялся Франц,— Я вам лично ничего плохого не сделал, зачем вы выгоняете меня. Скажите где Вера, и я уйду. Что с ней?
— Вы уже сделали все что могли, — проговорила та сквозь слезы. — Уходите. Девочки сразу ощетинились и смотрели на Франца с вызовом и детским негодованием. Они поняли, что в их дом пришел враг.
-Мама, я не отступлю. Где Вера?— повысил голос Франц. — Я не отступлю от своего, вы знаете. Я хочу только ее увидеть. Я ее люблю и хочу видеть. Скажите где она, я вас очень прошу. Франц в порыве сделал шаг вперед и протянул к матери умоляюще руки. — Я вас очень прошу...
-Идите, идите, Франц, — она махнула рукой вдаль. — Идите... Она у Хадоры. Взгляд Акулины выражал смятение души и тревогу.
-Спасибо, мама! — радостно вспыхнул Ольбрихт. Его лицо от волнения раскраснелось. Он почти с любовью посмотрел на Акулину и сестер Веры и, не выдержав, нахлынувших радостных чувств, подскочил к ним и поцеловал материнские руки. — Спасибо, мама. Затем быстро поднялся и выбежал из дома.
-Ну, что господин гауптманн, видели свою невесту?— обратился к подбежавшему Францу лёйтнант Эберт. Его люк был открыт.
Франц спешно залез на танк, его подхватил за руки Криволапов и заряжающий Берг и с волнением быстро ответил:— Четыреста метров вперед к концу поселка, последний дом справа. Она там.
Он был настолько возбужден и находился под таким сильным впечатлением будущей встречи с любимой, что даже не обратил внимания, как из-за соседней покосившейся хаты за ним гневно следили глаза брата Веры.
Миша сразу узнал бывшего жениха сестры, несмотря, что тот был почти не узнаваем в форме офицера Красной армии и с большим шрамом, тянувшимся от правого уха. Этого холеного немца, с ямочкой на подбородке, он узнал бы да же с закрытыми глазами по запаху, насколько остро вдруг всплыли у него воспоминания августа 41 года, когда тот целился ему в лоб из пистолета.