Это вообще была ее добровольная общественная нагрузка, просвещать таких вот телят. Специализировалась в основном на областных, которые часто и русского не знали и, разговаривая с женщиной, потели и мычали. С остальными, столичными, она просто дружила и стреляла сигареты. А с областными у нее пару раз чуть до загса не доходило. Но тут налетала из области переполошенная родня, и все фантазии насчет загса у своего непугевого Азиза или Болтабая быстро отбивала. Роза сама, правда, не стремилась в загс, ее вполне устраивали простые и легкие отношения. И вот областной набирался городского ума, начинал покуривать и бойко тарахтеть по-русски. Заметив такие успехи, Роза теряла к нему интерес и высматривала себе новый объект. Долгих перерывов в личной жизни Роза не любила.
Она водила дружбу со спекулянтками с Греческого городка, те таскали ей шмотки, и она предлагала их по общаге. Иногда подрабатывала моделью. На сплетни про себя реагировала болезненно.
«Я же, лять, не пью!» — жаловалась Бульбулю.
Это было не совсем так.
Изредка пила, совсем не пить в общаге было невозможно. Но выпив даже рюмашку, мгновенно менялась. Из живой, как огонь, делалась неподвижной, мертвой. Застывала на час или два, с трудом понимая, где она и кто вокруг.
Один раз приезжала к нему позировать. Сидела на табуретке возле электрообогревателя, Бульбуль старательно переносил на ватман угловатые линии ее тела. Не получалось… Нужно было, наверное, больше сеансов, но Бульбуль боялся, что пронюхают соседи, на следующий день весь базар будет языками чесать. Новый базар, конечно, не прежний, но очень многие там еще помнили его отца, деда. Приветствовали его, когда он гуда заходил, уступали в цене. Если там узнают, уже не зайдешь — взглядами сожгут.
Да и позировала Роза плохо, вертелась как на углях. Только если перед сеансом дашь немного вина, тогда застывала. Но в тот раз вина у Бульбуля не нашлось, хотя ведь предупреждала. Собрался сбегать, но было поздно, и все было закрыто. Пришлось рисовать так, «без анестезии». Фигня вышла, ватман жалко.
У него были сложности с человеческим телом, особенно с обнаженкой. Предметы, гипсы-мипсы, с этим было в порядке. По лепке он вообще считался звездой. Если только не человека. Не получалось у него с людьми, пропорции плыли. Может, сказывался мусульманский запрет людей изображать. Сидел где-то в крови и мешал грамотно компоновать фигуру.
Розу все-таки турнули из общаги.
Пожалев, пустил ее на два дня пожить. С условием, что будет позировать.
Она приехала к нему вечером с сумками. Сама привезла вина, долго не поддавалась пробка. Они чокнулись пиалками, и она пошла к табурету, стягивая по пути платье.