— Нет, — ответил сенатор. — У меня нет привычки держать ее на привязи. Но почему вы спрашиваете?
Кеттерле уперся обеими руками в подлокотники кресла.
— Ваша супруга в ночь с субботы на воскресенье между двадцатью тремя и часом ночи при совершенно тихой, безветренной погоде совершила прогулку по пляжу, с которой не вернулась до сих пор.
Робертс не шевельнулся. Потом слегка вытянул свою могучую голову с белыми прядями волос и выдвинул вперед подбородок.
— Откуда вам это известно?
— Нас известили.
— Кто?
— Полковник в отставке по фамилии Шлиске, проживающий в пансионе на побережье.
— А ему это откуда известно?
— Вчера утром за завтраком в пансионе установили отсутствие фрау Робертс, и полковник счел разумным сразу позвонить в Гамбург.
— А какое отношение имеет к этому отдел расследования убийств? Моя жена обожает всевозможные причуды. Ей доставляет удовольствие ставить людей в тупик. Когда происходит нечто подобное, она веселится до смерти. Вы можете оказаться в этом деле в дураках, господин старший комиссар.
Кеттерле внимательно наблюдал за сенатором.
— Вчера мы были там с оперативно-технической группой, специальной машиной, собакой и девятью полицейскими. Местная полиция собрала сорок человек, чтобы обыскать песчаное мелководье. Для этого были все основания.
— Какие же?
— Фрау Робертс отправилась на прогулку вдоль пляжа. Была тихая, абсолютно безветренная погода, и следы остались хорошо видны на песке. Но в определенном месте…
К удивлению своему, комиссар заметил, что глаза у Риха Робертса остекленели. Он замолчал. Сенатор не шевельнулся. И все же комиссар почувствовал, как напряглось все его тело под белоснежной рубашкой.
— …след уводил прямо в море и обрывался, — закончил сенатор начатую комиссаром фразу.
Кеттерле хорошо помнил потом, что в тот миг у него было ощущение, словно произнесенные им потом слова «если хотя бы было так», разворошили такой пласт в судьбе Риха Робертса, что даже сам факт исчезновения его жены казался теперь незначительным.
Молчание было тяжелым, почти невыносимым, часы в холле били, казалось, бесконечно. Но сдержанное поведение сенатора не позволяло полицейским обнаружить свое изумление.
— Ну и что же дали ваши расследования? — спросил этот крупный мужчина, не сделав больше никакого движения, мгновение спустя он заложил руку за лацкан пиджака.
— Ничего, — сказал Кеттерле. — Поэтому я и пришел к вам.
Сенатор несколько раз глубоко вздохнул. Последний вздох завершился еле слышным хрипом. Только теперь Кеттерле стало ясно, что этот гигант страдает сердечной недостаточностью, и он упрекнул себя за то, что безо всякой оглядки жестко выложил ему все факты.