Тут она запнулась.
— Что но?
— Но обстоятельства оказались сильнее нас. Сразу пошли дети, стало больше забот и больше работы, на нас навалилась повседневность. Мы начали с таким подъемом и…
— И что же?
— Из всего этого ничего не вышло.
— Вы хотите сказать, фрау Брацелес, что ваш брак несчастлив?
Она пожала плечами.
— Ни то, ни другое. Порой у нас возникает чувство, будто все еще впереди, все возможно. Но ничего не получается. Сами подумайте, как может человек, который отнюдь не родился менеджером, заработать столько денег, чтобы навсегда вырвать семью из бедности? Ему и так приходится много работать, чтоб хотя бы держаться на плаву. Это ему удается. Он талантлив. Но он не может выбиться в люди. Он не умеет создать вокруг себя шумиху. А люди сейчас привыкли к рекламе. Они равняют наглость с подлинным талантом, а врожденную скромность с бездарностью.
— Значит, вы полагаете, что семейное счастье в той или, иной степени всегда зависит от денег?
Она утвердительно кивнула. Она слишком хорошо гнала эти проблемы, они обступали ее каждый день с утра до вечера, вся эта заново ложившаяся пыль, расшалившиеся дети, уборка, чистка овощей, готовка и снова мытье посуды, и снова готовка и уборка. Так каждый день.
— Нас с детства приучили к тому, что все необходимое в повседневной жизни делается само собой. Без разговоров, зато в срок.
— Стало быть, вы питали к отцу известную неприязнь? Впрочем, вчера ночью все это одним ударом изменилось в вашу пользу, так ведь?
Она подняла глаза.
— Как это?
— Ну, — сказал комиссар, — для вас теперь неприятности кончились.
— Об этом я пока не думала, — пробормотала Зигрид Брацелес. — Как-то мысли не дошли. Все так ужасно… Вы в самом деле правы, но…
Она оборвала себя на полуслове и грустно покачала головой.
— Вы думаете, все было бы по-другому, если б ваши родители не развелись?
— Нет, — сказала Зигрид, — мама все равно не смогла бы переубедить папа́. Никто никогда не мог ничего сделать против его воли. Он работал, делал деньги, и он диктовал. Из-за этого в конце концов и распался их брак.
— Он распался не по чьей-то конкретной вине?
— Нет, по обоюдному согласию. Мы остались с папа́, поскольку материальные предпосылки воспитания у него были намного лучше. Мама захотела вернуться в Америку. Там у ее семьи был старый запущенный дом на Лонг-Айленд. Папа́ распорядился привести его в порядок и затем выплачивал ей каждый месяц тысячу пятьсот марок. Он считал, что лучше, если мы будем воспитываться на родине. Судья предложил, чтобы один ребенок остался с матерью, другой — с отцом. Но мы не захотели разлучаться и таким образом остались здесь.