Покрашенный дом (Гришэм) - страница 261

Я никогда не видел эти его армейские мешки. Насколько я знаю, ими не пользовались со времен войны. Но когда я ранним утром на следующий день вошел в гостиную, они уже стояли там, наполовину заполненные нашей одеждой, а мама была занята подготовкой других необходимых вещей к упаковке. Диван был завален ее платьями, стегаными одеялами и рубашками, что она гладила вчера. Я спросил ее про эти армейские мешки, и она сказала, что они все эти последние восемь лет хранились в кладовке на чердаке сарая для инструментов.

— А теперь давай быстренько завтракай, — велела она, складывая полотенце.

Бабка ничего не пожалела для нашего прощального завтрака. Яичница, колбаса, ветчина, овсянка, жареная картошка, тушеные помидоры и горячие хлебцы.

— Вам предстоит долго ехать, — объяснила она.

— Сколько? — спросил я. Я сидел за столом и ждал свою первую чашку кофе. Мужчины куда-то вышли.

— Твой отец сказал, что восемнадцать часов. Бог знает, когда вам удастся снова нормально поесть. — Она аккуратно поставила передо мной кофе, потом поцеловала меня в макушку. По мнению Бабки, нормально поесть можно только дома, нормальную еду можно приготовить только у нее на кухне и из продуктов, что выращены прямо здесь, на ферме.

Мужчины уже поели. Бабка села рядом со мной со своей чашкой кофе и стала смотреть, как я вгрызаюсь в изобилие пищи, которым она завалила стол. Мы снова перечислили все обещания, что я ей дал, — писать письма, слушаться родителей, читать Библию, молиться, не сквернословить, чтобы не походить на янки. Воистину это был полный список заповедей. Я жевал и кивал в нужные моменты.

Она также объяснила мне, что маме понадобится помощь, когда у нее родится ребенок. Там, во Флинте, будут и другие люди из Арканзаса, добрые баптисты, на которых можно положиться, но мне придется здорово помогать ей со всеми повседневными домашними делами.

— Какими именно? — спросил я с битком набитым ртом. Я-то считал, что «повседневные дела» ограничиваются только работами на ферме. И думал, что теперь с ними покончено.

— Всякими домашними делами, — не стала она уточнять. Бабка никогда не жила в городе, ни единого дня. И понятия не имела, где мы будем жить, так же как и мы не знали. — Просто помогай ей во всем, когда появится ребенок.

— А если он будет орать, как летчеровский младенец? — спросил я.

— Не будет. Другие дети так никогда не орут.

Мимо прошла мама со стопкой одежды в руках. Очень быстро прошла. Она годами мечтала об этом дне. Паппи с Бабкой, а также, вероятно, и отец полагали, что это лишь временный отъезд. А для мамы это был поворотный пункт в жизни. Причем не только в ее жизни, но особенно в моей. Она еще в раннем детстве убедила меня в том, что я никогда не буду фермером, так что теперь, покидая ферму, мы обрывали все связи с прошлым.