Через минуту у костра раздался выстрел из пистолета, и снова стало тихо. Оба стояли у огня и глядели на то, что три минуты назад было людьми.
— Ну-ка, погляди, что у них за припас.
Василий разрезал ножом одну из котомок. Из неё посыпались самородки размером с пригоршню и более мелкие больше ногтя.
— Ну вот моё золотце нашлось.
Во второй котомке был бакалейный припас, а в третьей — толстая клеёнчатая папка с тесёмками.
— Ну вот и другая пропажа, однако подороже будет, чем самородочки. Здесь, Константин Демьянович, опись всех приисков с картами по дальней, средней и ближней тайге Витимско-Олёкминского края.
Суров начинал понимать причину того, что произошло с Василием к моменту их встречи.
— Этих, — сказал старик, — надо сжечь. Здесь есть подходящая яма с валежником, видать бывшая медвежья берлога.
— А тайга не загорится? — спросил напарник.
— Ну, малость погорит, ветер-то к реке, в ночь гроза будет. Само погаснет.
Они перетащили трупы к яме, уложили их в ряд на валежник, рядом положили ружья, пустые котомки, котелок. Натаскали в ночи ещё валежнику, прикрыв им тела. Подожгли это со стороны ветра и, не оборачиваясь,
направились к зимовью, прихватив с собой найденное у варнаков добро Василия Авенировича. По дороге тот рассказал, что, когда его захватили нонешние погорельцы, у него была вьючная лошадь. Она-то и выдала, заржав в таёжной тишине, и приманив таким образом лихих людей с известной промысловой тропы.
Он-то двигался почти рядом по звериной тропе, опасаясь засады на той. Далее он сообщил, что из своего он не обнаружил заплечной сумки с 10 фунтами золотого песка хорошей пробы и странным блестящим прозрачным камешком, который легко резал стекло и весил более 2-х золотников (40 карат). Этот камешек лежал вместе с мелкими самородками в головке золотого концентрата на проходнушке>[8], которой он мыл золотоносные пески на своём последнем, уникальном по содержанию золота, участке.
Сзади в тайге поднималось зарево от поджога. На вершинах деревьев плясали отблески огня и сквозь ночь опять же над деревьями поднималось тёмно-вишневого цвета облако дыма. Когда они вошли в зимовье, ударил первый раскат грома. Над тайгой засверкали молнии, и эхо многократно повторяло могучие удары, сотрясавшие ночь. Засветив лампу, занавесив окна, измученные мужчины сели к столу, и выпили за спасение и удачу. Дождь с грозой ослабли к утру, а с выходом солнца и вовсе прекратился. Бывший болотный страдалец не встал. Ему здорово немоглось. Хозяин напоил его чаем с лепёшкой и заметил, что случившееся с ним приключение напрочь выбило из головы, что именно сегодня кончается седьмица, отпущенная для отдыха и за ним должен приехать Семён на нароченной телеге, только придётся версты три пройти пешком, а потом с полверсты по гати через болото, до того места, куда может подъехать телега. Старик опять принял валерьяновые капли и сказал, что полежит ещё немножко, а путь, который придётся пройти до двухколесной дороги, не проблема, было, что и в худшем состоянии последние два-три года приходилось одолевать и поболее. Сурова беспокоило, не осталось ли чего на виду у сожжённой берлоги. Он взял карабин и отправился поглядеть. Горелая яма и земля в направлении вчерашнего ветра, саженей на двести — всё было чёрное. Кое-где парили обгорелые пни. Яма просела под сгоревшими сучьями, на её поверхности во впадине были только зола и прибитый дождём пепел. Другого на поверхности видно не было. Рядом с ямой в тайге открытого огня и дыма не наблюдалось, только кое-где поднимался парок. Успокоившись, он вернулся на заимку. На завалинке сидел Василий Авенирович.