И действительно, одной из основных функций корпоративных исследований является патентование и замалчивание изобретений, которые могут нарушить работу существующих бизнес–моделей. Мелкие инвесторы не могут конкурировать в тех областях промышленности, где средства производства монополизированы несколькими корпорациями, несмотря на то, какие гениальные у них идеи в кармане. Существующая система вовсе не является самой эффективной для производства знаний. Она эффективна в вопросе превращения знаний в капитал.
Поэтому исследования на самом деле являются способом накопления капитала, а также особой формой капитала сами по себе. Более того, они помогают открыть новые формы, которые может принимать капитал. Корпорации могут уже патентовать генетически изменённые организмы и использование генетической информации. Наша собственная биология становится очередной удобной для эксплуатации средой. К услугам корпораций богатые, нетронутые ещё накоплением капитала пространства. В то время как практически всё остальное, что нас когда-то объединяло, приватизировали.
Изобрели бы мы семена–терминаторы и другие формы запланированного самоуничтожения, если бы не капиталистические императивы? Сосредоточили бы мы больше ресурсов на производстве технологий, вызывающих рак, чем на поиске способов его излечить? А если бы этих императивов не было, что бы ещё мы создали?
Что может быть дороже здоровья? Развитие медицины при капитализме — один из самых убедительных доводов, которые приводятся за его сохранение. И в то же время ни одно другое общество в прошлом не распределяло медицинские знания и доступ к лечению столь же несправедливо, как наше. Трансплантация сердца — это уже не благо, если вам пришлось продать руку и ногу!
Но не всегда наши тела были нам чужими. Когда-то лекарства в прямом смысле росли на деревьях, и в каждой семье был кто-то, кто умел их использовать. В результате многовекового наступления на традиционную медицину (начиная с сожжения ведьм и заканчивая ограничением на количество практикующих врачей, которое наложено Ассоциацией Врачей США) мы оказались беспомощны перед элитным классом врачей. Это наступление проходило параллельно с колонизацией «Нового Света» — насильственным созданием новых рынков.
В наши дни для общения с собственным телом нам нужна помощь посредников: наши тела шлют нам сообщения, но мы недостаточно образованы или глухи. Вместо этого мы доверяем диетологам, гинекологам, стоматологам и ещё десятку разных специалистов. Мы вышли за рамки дуализма «тело–сознание» и разделили сами себя на множество дискретных частичек и систем, и к каждой из них относимся как к чуждой для нас сущности. Даже собственное сознание кажется нам чем-то запредельным для понимания, и мы препоручаем себя психиатрам, психологам и терапевтам.